26 апреля исполнилось 215 лет Андрею Михайловичу Шегрену (Andreas Johan Sjögren) - замечательному ученому, одному из основоположников отечественного осетиноведения.

Андреас Йохан Шегрен (1794-1855) больше известный в России как Андрей Михайлович, родился в семье сапожника в финской деревне Ситтикаля прихода Итис, ныне город Иитти. Его незаурядные способности к языкам и наукам проявились очень рано. К восьми годам мальчик уже бегло читал, знал наизусть весь катехизис.

За годы учебы в начальной школе, а затем - в гимназии и университете г.Турку он стал настоящим полиглотом, владея, наряду с хорошо известными ему финским и шведским, еще и западноевропейскими, классическими, восточными языками. Окончив университет, он получил степень доктора философии. А в апреле следующего 1820 года перебирался в Санкт-Петербург. Здесь его увлекло изучение русского языка и русской истории. И здесь начинается та последовательная цепь обстоятельств, которая и привела его на Кавказ.

Молодой ученый собирает материалы о «живущих в России чудских племенах» - народах финно-угорского происхождения. Его небольшая статья о финском языке и литературе привлекла внимание графа Н.П.Румянцев.

В 1823 году он получает у графа место библиотекаря, тогда же отправляется научные поездки по северным губерниям России, которые имеют плодотворное продолжение в течение нескольких лет. Его работы, посвященные финно-угорским народам, не остаются незамеченными. 30 сентября 1829 года Шегрен избран адъюнктом Императорской Академии наук по русской истории и древностям. В марте 1831 года он экстраординарный академик, а в июле 1833 года он уже возглавляет второй (иностранный) отдел библиотеки Академии наук.

Вилен Уарзиати, выдающийся осетинский этнолог, последующие события:

«Непомерные в процессе научной работы нагрузки к 1834 году сказались на здоровье ученого. Дала о себе знать и травма правого глаза, полученная еще в детстве, – резко ухудшилось зрение. Лечение не помогало, и врачи рекомендовали ему отправиться на чудодейственные источники Пятигорска. Однако ученый оказался на Кавказе не только по болезни. Была еще одна веская причина, которую нельзя здесь не отметить. Дело в том, что становление отечественного кавказоведения было тесно связано с деятельностью Академии наук. В этом смысле у Шегрена было немало известных предшественников (2). Поэтому он ехал на Кавказ не столько подлечиться, сколько ради удовлетворения своего научного интереса.

В статье о планах на время предстоящей поездки он отмечал: «Кроме татарского и грузинского языков, составляющих для меня и цель, и средство, я займусь еще в особенности осетинским, который, имея общую важность, для меня любопытен по отношению, какое он имеет к прежним моим занятиям».

Поскольку научные интересы Шегрена были связаны с проблемой финно-угорских народов, подобное заявление может вызвать некоторое недоумение, - замечает Вилен Уарзиати. - Между тем достаточно вспомнить уровень научных представлений о Кавказе на рубеже XVIII – XIX веков, как все становится на свои места. Дело в том, что Кавказ считался одним из регионов проживания различных финно-угорских, самодийских и древнетюркских народов. При этом указывали на племя удов или утов, являвшихся носителями финно-угорской речи и оставившими после себя название реки Кура… Их связывали с кавказскими удинами и поволжскими удмуртами…

Следовательно, грузины и тюрки интересовали ученого с точки зрения возможных реминисценций древних обитателей Кавказа. То же самое можно сказать об интересе к осетинам. Ведь еще в 1766 году М.В. Ломоносов в своем труде «Древняя российская история» племена ясов и алан относил к «словенскому либо чудскому поколению». Иначе говоря, предки осетин по своему происхождению считались либо славянами, либо финно-уграми. Культурно-генетическая преемственность между аланами и осетинами была впервые обозначена в 1773 году академиком Герардом Фридрихом Миллером (1703 – 1773) и научно обоснована в 1802 году Яном Потоцки (1761 – 1815). Все эти факты были известны Шегрену, решившему на месте проверить их достоверность.

Ссылаясь на работу Клапрота «Asia polyglotta», он писал об осетинском языке как «отдельной ветви индо-германского корня в Азии», о том, что в нем «находятся многие слова, встречаемые в латышском, а преимущественно в вотякском, зырянском и пермском языках». Далее Шегрен сообщал: «Тот же самый ученый основательно доказывает, что нынешние осетинцы суть не что иное, как асы (as) и аланы средних веков. Вместе с тем он находит в названии их сходство с именем народа асов (asen), из первобытного жилища коих вышел Один с колонией асов и поселился в Древней Скандинавии. Это мнение обещает важную историческую истину, если собраны будут все существующие известия о поселениях и переселениях и сравнены между собою, как то сделал шведский историограф Гейер в сочинении своем «Swea Folkes hälder». Мысль эта еще более подтверждается замечанием того же Гейера, что в числе приводимых Клапротом 317 осетинских слов… оказывается много слов готских, именно 61.

Этого намека весьма достаточно для поощрения к точнейшим исследованиям осетинских нравов и обычаев, а в особенности свойств и конструкций языка осетинского, равно как и преданий, религиозных мнений и народных песен, если только они имеют их…. Сказанное мною достаточно объясняет пользу и важность моего предприятия» - пишет В. Уарзиати.

В 1835 -1937 годах Шёгрен посетил Кавказ с целью изучения осетинского и грузинского языков. Еще раз обратимся к исследованиям Вилена Уарзиати:

«Интенсивные занятия осетинским, - пишет он, - позволили ученому утверждать, что это – «вне всякого сомнения самый важный из языков Кавказа из-за его связей с основными языками Европы и Азии большой индоевропейской группы… К тому времени Шегрен уже имел сведения по тагаурскому, или иронскому, диалекту, который считал «самым богатым и правильным», а по южно-осетинскому «собрал различные материалы печатные и рукописные, которые мне раздобыл достойный экзарх Грузии». Таким образом, исследователю оставалось разобраться еще с говором западных осетин – жителей Дигорского ущелья.

По его собственному признанию, этот диалект «далек от двух других и именно из-за этого наименее известен. Из этого диалекта имелось только несколько сомнительных слов, записанных Клапротом». Для заполнения этой лакуны Шегрен решил непосредственно в западной Осетии не только «изучить их язык, но также собственными глазами увидеть и изучить на месте повседневный быт осетин именно в самой отдаленной части края»…

Путь в горы Дигории предстоял не только неблизкий, но и небезопасный. Однако желание поскорее окунуться в языковую среду и немедленно начать грамматические занятия перевесило все предполагаемые возможные тяготы затеваемой поездки… Было это утром 6 мая 1837 года. Ученого сопровождали осетинский феодал Кази-Мухамед, состоявший на русской службе, и два казака…

«...В селе, куда мы прибыли к полудню, – пишет Шегрен, – мои усилия заговорить по-осетински произвели такой эффект, что даже хозяйка, отбросив свою сдержанность, устроилась рядом со мной и начала беседовать с чужестранцем»… Видимо, он действительно произвел фурор, если даже женщина, при тех строгих поведенческих нормах, которые были характерны для дореформенного осетинского общества, смогла пересилить в себе принцип допустимого»- заключает Уарзиати.

В 1844 г. Андрей Михайлович Шегрен по результатам своего путешествия на Кавказ опубликовал «Осетинскую грамматику с кратким словарём осетино-русским и русско-осетинским» на русском и немецком языках - первое научное исследование осетинского языка с выявлением таких грамматических категорий, как падежи, временные формы, формы спряжения глагола и т. д. А.М.Шегрен ввел в оборот лингвистическую терминологию на осетинском языке. Он является издателем «Псалтыря» (1848) на осетинском языке, создателем осетинской кириллической азбуки, используемой с некоторыми изменениями и сегодня.

В мае 1846 года А.М.Шегрен был удостоен премии, «состоящей из золотой медали… за сочинение «Грамматика осетинского языка с присовокуплением осетино-немецко-русского словаря». При этом особо отмечалось: «...творение ученое и добросовестное знакомит во всей подробности с одним из самых важных и занимательных наречий Кавказа». В январе того же года датским королем Шегрену был пожалован орден Данеборга III степени.

«Осетинская грамматика» и «Исследование об осетинском языке с особенным отношением к языкам индоевропейским» Шегрена составили прочный фундамент осетиноведения. Они не только ввели осетинский язык в круг индоевропейской компаративистики, но и, по словам проф. В.И. Абаева, «разбудили дремавшие силы одаренного народа». Своим подвижническим трудом Шегрен вернул осетинам письменную традицию и книжное знание. С именем этого удивительного человека связано начало новой эпохи в истории осетинского языка и гуманитарной культуры народа.

Именем Шегрена названа одна из улиц Владикавказа. В Санкт-Петербурге установлена памятная доска на Доме Академиков, где он жил.