В интервью "Кавказскому узлу" и "Газете.Ru" Глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров рассказал о современном политическом, экономическом и социальном положении республики, о проблеме Пригородного района, межнациональных отношений, осетинских беженцев из Грузии, о перспективах интеграции двух Осетий и многом другом.

Перевыборы на второй срок

Г.Ш.: - Про Хацаева неформально говорят, что на него Вы как-то больше полагаетесь, чем на других...

- Я обязан на кого-то глядеть. Меняйло военный человек, он не совсем себе принадлежит. Ну, и потом сейчас... видите, тема черноморского флота стала актуальна, а он замкомандующего флотом, поэтому...

Г.Ш.: - Востребован Меняйло на своей должности, да?

- Если его выдернуть, то надо ещё думать, что полезнее для страны. А другой парень1 – биография хорошая у него, он в правительстве работал первым вице-премьером и в парламенте работал, ректор всё-таки. У нас республика более–менее интеллектуальная, молодёжная, главный ВУЗ, ректор – это фигура.

Р.Б.: - По сути, так получается, что из всех глав северокавказских национальных республик, которые при Дмитрии Медведеве прошли процедуру, Вы оказались единственным переназначенным действующим главой. Чем, по Вашему мнению, ситуация в Северной Осетии в таком случае в лучшую сторону отличается, по сравнению с другими национальными республиками, или же в чём особенности Ваших отношений с Москвой, с партией "Единая Россия", которая обладает полномочиями? И здесь же дополнительный вопрос: в подавляющем большинстве субъектов сейчас, когда "Единая Россия" вносит кандидатов, всегда есть в их числе человек из "центра". Так принято, это добавляет известную тяжеловесность в списки. Здесь этого не было. Отсюда вопрос: у Вас есть политические соперники внутри республики? Группы, противники?

- Я понял. Ну, во-первых, я не знаю, чем отличается наша республика от других потому, что у меня заранее очень доброжелательный взгляд на всех наших соседей, и, может, даже и есть там какие-то вещи, которые должны тревожить сильно или раздражать, но я на них мало внимания обращаю потому, что это их дело. А когда у соседей что-то получается, меня это радует потому, что мы... Знаете, мудрые люди часто больше заботятся о том, чтобы у соседа было хорошо, тогда у тебя гарантия спокойной жизни. И вряд ли мы чем-то отличаемся, не зря нас в один округ объединили. По массиву проблем мы практически все сталкиваемся с одними и теми же, где-то больше, где-то меньше. Что касается взаимоотношений с партией – я с самого начала стоял у истоков создания здесь регионального отделения "Единой России", возглавлял его, сейчас я – член высшего совета партии. Может быть, этого было достаточно для того, чтобы партия не отвернулась от меня. На эту тему разговоров не было. Что касается "тяжеловесов" из центра, я считаю, что Серёжу Меняйло, независимо от того, что он на Чёрном море ходит на кораблях, по номенклатурному уровню спокойно можно приравнивать к "тяжеловесам" из центра. У нас есть земляки, которые работают в высоких министерствах. Ну, посчитали правильным в данном случае обратить внимание именно на Сергея потому, что это человек, который любит Осетию, знает её, знает язык в совершенстве, причём он не скрывает свою любовь к республике. Так что я считаю, что Сергей – это не меньший "тяжеловес", чем те, которые в самой Москве там заседают.
Ну, а по большому счёту, я вам действительно скажу: никто меня никуда не вызывал, никто со мной ни о чём не беседовал, когда обнародовали, тогда мне тоже сообщили, что вот такое решение принято. Каждого из них я считаю достойным.

Р.Б.: - По Вашим сведениям, Ваши земляки, которые работают в федеральном центре, - их кандидатуры изучались?

- Я знаю, что не только изучались. С ними беседы были, и каждого из них (там человека три, может быть, больше, которым были сделаны звонки) предупредили: не исключено, что Ваша кандидатура может быть рассмотрена.

Р.Б.: - Можете назвать?

- Нет. Зачем?

Р.Б.: - Заместитель Игоря Левитина, по-моему?

- А кто там? Нет. У нас там нет никого.

Р.Б.: - Никого нет? Понятно. Такой вопрос: при всяком переназначении, назначении предшествует и завершает его, видимо, встреча с президентом, где происходит обсуждение какой-то ситуации в республике. Ну, во всяком случае, она всегда происходит – встреча с президентом. Что Дмитрий Анатольевич сказал? Грубо говоря, что делается в республике, на что он будет смотреть?

- В моём, в данном случае, в нашей республике – такой встречи не было. Была очень давно – теперь уже давно – встреча в Сочи, но она была за рамками этой ситуации, ещё ситуация не созрела. Поэтому на эту тему мы вообще не говорили. Это была очередная годовая встреча с очередным руководителем субъекта.

Р.Б.: - А ожидается после?

- Не знаю. Это не мы решаем. Я имею принципы, один из них – не навязываться ни на какие встречи, потому что у руководителей все расписано, и наивно полагать, что ты придёшь ему откроешь глаза на что-то. У них есть возможность, и есть совершенно объективная информация обо всём. И делать вид, что я приду или поплачусь и доложу, рапортую об успехах – всё это только раздражает занятого руководителя. Есть система взаимоотношений, и она работает. Какие-то сенсации ему там на ухо шептать – это неразумно. Поэтому я никогда не записываюсь ни на какие встречи ни к Путину, ни к Медведеву. У них своя система есть общения с нами. Позовут, скажут по какому вопросу – поеду.

Р.Б.: - С господином Хлопониным в процессе переназначения Вы разговаривали?

- Нет. Тоже нет.

Назначение Хлопонина

Г.Ш.: - Вот про Хлопонина хочется тоже поговорить. Александр Геннадиевич приехал в первую очередь в Осетию, и Вы приветствовали создание нового округа, говорили про его опыт работы в Сибири, говорили, что его опыт как руководителя Сибирского региона, ему будет здесь помогать. Но, тем не менее, здесь специфики своей много. Может быть, я заблуждаюсь, поправьте меня: сейчас идёт процесс во всем СКФО и Осетии сбора предложений для общей стратегии. У вас уже давно, в принципе, по-моему, обсуждался вопрос программы социально-экономического развития.

- Да.

Г.Ш.: - То есть над ней уже давно работали, там выделили четыре направления. Предложения уже представлены Хлопонину? Ещё пока нет?

- По первой части я подтверждаю то, что и тогда сказал, что я приветствовал назначение Хлопонина. Я не из тех, которые обязательно на всё реагируют и всё одобряют. В лучшем случае можно было бы промолчать. Но дело даже не в том, что он Сибирь хорошо знает.

Дело в том, что проблемы, которые тревожат страну, имеют очень много общего. И с человеком, который побывал в роли губернатора – в роли руководителя субъекта – легко общаться. Во-первых, он не задаст вопросы, на которые он сам знает ответы, с другой стороны, не будет повышать голос и погонять губернатора или руководителя субъекта. Знаешь, что не всё от него зависит, - то есть, у него появился такт в общении с нами, и он нас с полуслова понимает. Ему не соврёшь. Рассказывать ему сказки об особенностях ЖКХ, тарифах, об энергетике – о чём угодно – после первых двух слов он тебя остановит и скажет: "Знаешь что? Давай не будем об этом". Так же как мне вот. Микромодель, да. Я был 10 лет главой района в Беслане. Сейчас есть главы районов. Они даже не пытаются мне, как говорят, мозги пудрить потому, что я-то в их шкуре был в самые страшные времена – это 1990-е гг.: 1998 г. – это дефолт, развал, я прошёл через всё это. Поэтому у Хлопонина - а ещё, это впервые же мы видим, его наделили полномочиями вице-премьера страны - развязаны руки в плане того, чтобы любых министров и своих коллег в Правительстве России заставить обратить внимание на наши проблемы. Но он их знает, он их формулирует правильно, чётко и по существу. В этом он очень полезен.

Г.Ш.: - То есть эти четыре направления программы Вы по-прежнему видите как основные, да?

- Да. А они могут ложиться, могу сказать, на любую территорию, не только на наш округ. Что касается программы – да, действительно, мы разработали эту программу и стратегию, и парламент её утвердил, но с созданием федерального округа и призывом Хлопонина сделать её ещё более конкретной, насыщенной реальными проектами – вот над этим сейчас работают, мы уже в режиме онлайн работаем с полпредством.

Г.Ш.: - И какие сроки примерно?

- Думаю до июня эта программа будет рождена, и наши предложения, конечно, есть. Сейчас их надо профильтровать, ранжировать. Это всё наша общая работа.

Г.Ш.: - В принципе, мы об этом говорили тоже в прошлый раз, когда встречались. Ведь есть взгляд североосетинский, а есть взгляд Хлопонина, по которому надо развивать весь Северный Кавказ.

- Да, совершенно верно.

Г.Ш.: - Дальше возникает вопрос о конкуренции, не в плохом, а в нормальном смысле. Вот Александр Геннадьевич говорит: "Туризм – приоритет". И дальше возникает вопрос: насколько Мамисон может конкурировать с Приэльбрусьем. Как Вы думаете, - есть здесь какие-то возможности сотрудничества с соседними республиками, чтобы не было конкуренции, чтобы не нужно было перед полпредством и федеральным центром доказывать, что Цей - с такой в хорошем смысле советской историей, когда столько туда приезжало людей, и он был всесоюзным центром, - отличается от Домбая? Действительно ведь отличается.

- Я согласен. Это хорошо, что Вы вот так видите. На психологическом уровне это совершенно реально – то, что Вы говорите, - и это происходит.

Г.Ш.: - В смысле, конкуренция, да?

- Да, она такая негласная, - ревность, конкуренция – как хочешь назови её. Но вот сейчас, мне понравилось, что команда Хлопонина всё-таки смотрит на эту проблему как на проблему от Сочи до Каспия – от моря до моря. И, если каждый из нас будет выпрыгивать как прыщ, с визгом, что: "У меня лучше всех", - он ничего не добьётся. Потому, что это у нас психология такая: сидим каждый у себя – президенты республики и т. д. – но ведь речь-то идёт о том, как страна вся в этом плане будет меняться. А мы – юг страны. Поэтому конкуренция будет. Мы будем доказывать, что у нас лучше, и т. д. Но здесь опять сработает, я уверен, то, о чём я раньше говорил – это собственный опыт Хлопонина и его команды. Более того, подрядили-то на это дело совершенно не наших экспертов, а тех, которые имеют богатый опыт для анализа. У меня, - ну, допустим, Мамисон. Я считаю, что Мамисон – самый удачный проект. Почему? Потому, что там полная девственность, там ничего нет кроме того, что дал Бог. Мы туда дорогу делаем, электричество, газ, всё, что положено подводим, это будет готово.

Г.Ш.: - Будет готово через года два ещё или как думаете?

- Я думаю, в течение года мы всё это уже сделаем.

Р.Б.: - Т. е. к концу 2011 г.?

- Да. До 2011 г. мы всё закончим. Там не будет проблем таких, как в Сочи, в Кабарде, у нас в Цее, - т. е. земли эти никому не принадлежат. Мы успели наложить на него, как говорят, не вето, а мы взяли и объявили их зоной туризма, и теперь ни один глава села, района не имеет права своим росчерком пера эти земли раздать. Мы вовремя это сделали. Представляете, что бы там сейчас было?

Р.Б.: - Конечно.

- Приходим, а там оказывается: это - моё, это - моё. Вот.

Что будет тяжело? Мы не имеем права – ни морального, никакого - требовать от федерального центра вкладывать огромные деньги, по крайней мере до 2014 г. Понятно, да? Сочи – это наша общая судьба, страны. Если я буду выезжать здесь: "Отдайте там миллиард", а его нужно отдать в Сочи, конечно, я скажу: "Сочи – first" - потому, что мы все должны делать так, чтобы наша Олимпиада проходила хорошо. Ну, это объективно, может быть, трудность финансовая, а, может быть, и нет. Посмотрим. Конкурировать мы будем, да, и по принципу: "каждый кулик своё болото хвалит", и все мои соседи будут говорить, что это самое лучшее, и что гора Эльбрус выше горы Казбек – тут мы спорить не станем. Но тут Вы точно уловили, - это уже есть. Есть атавизм такой в сознании у некоего большого количества людей, - грусть: вот во времена Советского Союза десятки тысяч туристов... Но мы-то помним, что это за туристы были: доярке где-то в Тамбовской области - путёвку в зубы, рюкзак на плечи, зубную щётку в карман, и, хочешь–не хочешь, иди-ходи там, в Северной Осетии... А сейчас...

Г.Ш.: - Никто не пойдёт.

- Никто не пойдет. И сервиса не было, мы же видим: там стояли срубы...

Г.Ш.: - Да, условия были, конечно тяжелые...

- Да, да, но люди по-прежнему считали, что у нас есть неимоверные возможности принимать тысячи туристов. Тут большая работа, и она на будущее, может быть, даже на ближайшие 100 лет. Нужно сервис создавать, гостиничное хозяйство. Так, объективно, мы очень неплохо выглядим: у нас аэропорт, федеральные дороги у нас шикарные. Т. е. до Мамисона из аэропорта можно за час добраться.

Г.Ш.: - За час?

- За час можно доехать на любом виде транспорта, кроме железнодорожного, трамвая. На легковушке можете спокойно.

Г.Ш.: - Там довольно много рабочих мест планируется – 3 или 3,5 тысячи?

- Да, да. На первом этапе – не менее 3 тысяч рабочих мест.

Г.Ш.: - А приезжать-то будут? Вот вопрос.

- Конечно. Смотрите, вот у нас Цей, да? Казалось бы, никто туда не зовёт, – но едут. Потому что Цей – это самая последняя песня Визбора, - он Цейский вальс написал перед смертью. Потом у нас же в России всё-таки династии внутрисемейные. Цей – это место, где в основном отдыхала техническая интеллигенция, - Вы, может быть, по возрасту не помните, а я помню: это была самая отвязанная, настроенная на демократию интеллигенция – вот они все там были. И Высоцкий, и Визбор, и все. Но Цей посещают без наших призывов, без нашей рекламы, там условий-то практически нет хороших – всё равно едут. Так что ездить будут.

Г.Ш.: - Замечательно, что Вы так говорите, как есть: что есть конкуренция. А как насчет интеграции с другими регионами, как насчет работы с человеком, который едет из других регионов России, и должен понять, куда ему ехать. Есть советская модель, которая до сих пор работает: "Золотое кольцо", - и в этом смысле Переяславль-Залесский очень сильно отличается от Великого Новгорода, Великий Новгород отличается от Костромы. Но, тем не менее, не так как раньше, но до сих пор, люди знают, что это такое и ездить по этому придуманному "кольцу". (К сожалению, до сих пор лучшие путеводители - жёлтые советские брошюры – "Памятники архитектуры") В этом смысле - есть ли здесь, на Северном Кавказе потенциал для интеграции: Эльбрус, Домбай, Цей. Ведь отличия, на самом деле, если человек вникает – они очень большие.

- Да.

Г.Ш.: - Здесь у вас история, здесь и раскопки, здесь вообще принципиально другой климат, т. е., если вдаваться в подробности, то здесь есть и потенциал для интеграции, горизонтального сотрудничества. Или эта конкуренция всё-таки пока сильнее?

- Конкуренция будет даже когда всё случится. Я не знаю, но кто будет жить, тот увидит. Даже тогда будет конкуренция. Звать-то каждый будет к себе, но, я об этом сказал, ...на себя надо обратить внимание. Речь должна идти о том, что в этом плане – интеграционном, - и в плане оздоровительном – у нас же там не только лыжи круглогодично, там минеральные воды, и всё, - т. е. там будет комплекс. Кстати, не мы нашли Мамисон, его французы нашли. Они посмотрели всё это, полетали, а потом говорят: "Вы чего сидите? У вас, посмотрите, что творится". И тогда австрийцы и французы проанализировали, - это же целая наука, там такие заморочки: перепады высот, климат, чего-то где-то, - и оказалось, что, в принципе, сам Бог указал на это место.

Г.Ш.: - Это когда было?

- Это было лет 5 назад, когда они сказали, что: "У вас есть всё, только надо...".

Г.Ш.: - Т. е. это было связано с Вами? С Вами разговаривали?

- Ну, можно считать, да. И вот то, что от моря до моря – именно в этом плане, Вы посмотрите: когда человек будет платить деньги, то, ну, побыл он на Мамисоне 5 дней, - чего ему опять в Москву возвращаться? Он должен, может, в Дагестан переехать и поплавать в Каспийском море. Или уехать в Кабарду и там что-то другое увидеть, и вот так до самого Сочи – там дальше Домбай, Теберда, и все адыгейские дольмены. Т. е. всё это должно быть известно, - но это уже искусство тех менеджеров, которые будут раскручивать. Я-то в этих делах ничего не соображаю, доверь мне – я там, как у Высоцкого: "с лопатами и вилами, и выправлю дефект", - но это должно быть сделано с учётом всех ошибок, даже альпийских. Так нам говорят сами австрийцы и французы. Даже с учётом наших ошибок это надо сделать. Мы же обычно как: "вот мы самые лучшие, вот мы сделали", и всем внушаем, что лучше. А потом: "а чего они не едут?" – а они не считают, что лучше. Поэтому этот комплекс – от Каспия до Чёрного моря – он должен быть очень разумным с учётом того, о чём Вы говорите: что, может быть, кто-то заедет, допустим, в Сочи и оттуда по югу России по 5 - по 3 дня и, пожалуйста, – в Махачкале опять поплавал, икру поел и...

Г.Ш.: - Железнодорожное сообщение есть тем более.

- Именно.

Экономическая специализация Северной Осетии

Р.Б.: - Два вопроса. Первый: вообще, по Вашему мнению, туризм – насколько это главная мера оздоровления экономики Северного Кавказа? А второе, оно некоторым образом связано: некоторые эксперты, - когда Хлопонин пришёл и говорил вещи, в том числе и про туризм, - высказывали идею, что, возможно, национальным республикам следует придумать какую-то экономическую специализацию – для каждой. Потому, что она и так есть, подспудно, может быть: Дагестан, понятно, - это рыба, нефтеперевалка, транспорт, там единственный путь в Азербайджан, и т. д., Чечня – там непонятно, здесь, в Северной Осетии – туризм, хотя...

- В Чечне – там нефть.

Р.Б.: - Нефть есть - но просто её не разрешается добывать, там не всё с этим урегулировано. Вот как Вы на это смотрите, и, если мы исходим из этой системы координат, то на чём могла бы специализироваться Северная Осетия?

- Ну, во-первых, туризм – это, совершенно очевидно, очень доходное дело, очень доходное – посмотрите на испанцев там и т. д., - и по рабочим местам, и по налогам, и пр., тут вопросов нет. Вот в Осетии нет ни одной отрасли, которую можно назвать локомотивом. Сегодня можно назвать локомотивом, допустим, цветную металлургию нашу, совсем недавно – это была ликёро-водочная промышленность или производство спирта, но это было по ситуации, и всё зависело от того, как федеральный центр, - может быть, осознанно или совершенно стихийно, - но вдруг нам становилось ясно, что вот под такое производство он даёт акцизы, даёт распределение налогов неплохое и все такое. В чём трудности в Северной Осетии? Во-первых, мы сильно урбанизированы – у нас более 60% народа живет во Владикавказе и в районных центрах, которые тоже всё больше становятся полнокровными малыми городами.

Вторая трудность – отсутствие достаточного количества пашни на душу населения – это совершенно объективные вещи, они на бумаге считаются. Можно сидеть в другом конце земного шара, посчитать на бумаге и сказать: вот в Осетии сельское хозяйство не будет локомотивом. В любом случае, у нас родимые пятна прошлого: 70% промышленности было союзного значения, военно-промышленный комплекс, электроника, и т. д. Этого нет и не будет уже.

Далее: мы просто до ужаса перенасыщены людьми на квадратный километр.

Таким образом, локомотива я не вижу, но есть отрасль - туризм, мы о нем сказали, который нам сам Бог дал и было бы неразумно ее не использовать. Он очень полезен будет для экономики и, вообще, менять будет менталитет республики: вот три тысячи народа будут там обслуживать людей интересных, солидных. Ну, конечно, там будут и такие, на который противно смотреть, но будет и много других. Мы рассчитываем, что здесь вся Россия в том или ином виде побывает. Это уже меняет людей. А поменять психологию трех тысяч человек, - они перестанут, мусор бросать на дороге, они уже станут другими, - так что и в этом плане туризм очень важен.

Металлургия останется у нас как одна из самых ведущих отраслей, потому что это традиция, - это старая Россия, это старая Осетия, это наша техническая интеллигенция..

Г.Ш.: - Вы имеете ввиду высшее образование?

- Да, образование. Наш институт горный, - возьмите Норильск, все это же наши поднимали, до сих пор они все там. Их оттуда не выгонишь. Он стоит, они не уезжают.

Г.Ш.: - А были специалисты из Осетии, которые пересекались в Норильске с Хлопониным?

- А вот Хлопонин приехал в Горный институт, - когда из машины выходит, говорит: "Таймураз, а что ты мне здесь устроил? Посмотри, - это же половина директоров моих предприятий". Они же на пенсию вышли, преподают здесь, - зав. кафедрой и т.д. Они пересекались, - трогательные встречи были. У них свое братство, северное.

На чем мы еще стоим? Мы спирт будем производить. Мы не можем его не производить, - он у нас очень дешевый. Водка очень дешевая. Потому, что у нас вода - завозить не надо, для технологии.

Г.Ш.: - И производство же есть налаженное?

- Есть такие производства, - тот же "Исток", который сейчас в банкротство ушел, из-за тупого, неразумного менеджмента. То есть люди поставили завод, которого в Европе нет, вообще, по технологиям, - это покруче, чем атомная подводная лодка. Жалко — стоит. Руководство возомнило о себе, - начало то американцев на один день приглашать, то каких-то французов. Не было грамотного менеджмента и управления этой отраслью, - но она стоит рядом, есть и другие предприятия высокого уровня.

Г.Ш.: - А что будет с "Истоком"?

- Банкротство, я думаю, поможет.

Сейчас вот как раз Хлопонин обещал выбрать время, пригласить сюда эту новую структуру, которая создана по алкоголю в России. Мы, может быть, на базе одного из этих заводов сядем и скажем: "ребята, - это не только проблема Осетии. Осетия - такая же часть России, как и Москва". Но вот Вы же говорите, - технологии надо завозить. Ничего не надо, - все стоит, вот оно. И работало идеально. 33% шампанского на рынке России - это же наше шампанское было.

Г.Ш.: - Так что случилось? Почему сейчас такие увольнения?

- Ну, потому, что сейчас сидит в Москве умник, который, когда здесь надо было... Я же был главой этого района. Почему все в Беслане? Потому, что я тогда понимал, что спасение в этой отрасли. Но Россия всегда не выпускала из рук спирт, пушнину, золото и алмазы. Никогда не выпускала из рук. И я сделал все, чтобы им не мешали. Это буквально физическая работа была. И как глава района я накрыл, - вот как квочка накрывает, - эти производства, всех поотгонял, и все это выросло тогда.

Г.Ш.: - В смысле, помогли легализовать производство?

- Вот как раз то, что я им помогал, было в противовес подпольным заводам. И я как глава района собирал их. Допустим, в районе у меня могло быть за семь десятков производителей. Я говорю: "я здесь вырос, я добьюсь, чтобы мой район был цивилизованным. Вот они построят, - я вас не могу уничтожить физически, но знайте, в конкуренции вы умрете. Поэтому не вкладывайте деньги в низкокачественную продукцию". И это случилось, все было легализовано.

Г.Ш.: - Сейчас уже нет таких левых производств?

- Нет, нет смысла. Сейчас левая, как ее называют, - на самом деле такая же качественная - продукция уходит, мимо акцизов, мимо всего, а в Москве или в Подмосковье ее ждут уже такие же жулики. Они разливают, клеят чего-то, их ловят и т.д.

Р.Б.: - С "Истоком" проблемы случились, - это не разовьет данную проблему?

- Какую?

Р.Б.: - Нелегальную.

- Нет. Понимаете как, - иммунитет в стране уже есть на это, переболели этим. В терминологии она нелегальная: как только ловят там, - эшелон поймали, - все, нелегальная, но отдают на экспертизу, - она самого высокого качества. Кстати, так называемый стандарт российского спирта, взят на базе истоковского спирта.

Г.Ш.: - Правда?

- Совершенно точно.

Г.Ш.: - Расскажите, пожалуйста, об этом, - это когда и как было?

- Наверное лет 6-7 назад. Вот когда этот бардак начался, - ушли ГОСТы, стал вопрос, помните у Жванецкого, когда он говорил: "я не понимаю, как в Советском Союзе, когда иностранцы приезжают и читают — сыр плохого качества, - они не понимают, если сыр не того качества, которым должен быть, значит это не сыр Только у нас сыр, но плохого". Стал вопрос, а спирт какой должен быть? И вот тогда этот спирт посчитали как базовый стандарт.

Все дело в головотяпстве общего руководства, когда люди возомнили про себя, что они... Вот последнее - на всю страну они писали: "теперь мы пригласили американца", - он то ли кока-колу поднимал, то ли что там. Через две недели американец пишет: "пошли вы на хрен, в таких условиях я работать не могу". Потом еще кого-то пригласили... То есть этот чисто объективный взгляд на вещи показывает: надо грамот но работать. И потом: это не завод, не он погиб, - а у них целая куча этих предприятий, включая и НПЗ3, который они где-то в Краснодарском крае ставили. То есть проблема "Истока" родилась не на "Истоке". Она родилась в общем менеджменте, а он как часть общей картины попал туда. Если "Исток" пройдет процедуру банкротства, я думаю, что какой-то нормальный человек вложит туда деньги. А пока руководство "Истока" из последних сил все-таки надеется вернуться в исходное положение.

Г.Ш.: - Но это сложно, конечно, себе представить.

- Я думаю, сложно, да. Ну, жалко, - завод стоит, три тысячи народу без работы. Но он не будет стоять, все равно его кто-то приобретет.

Г.Ш.: - И там качественное оборудование, Вы показывали завод...

- Очень. Там Греф побывал, там Басаргин был, - я всех туда затаскивал. Я это делал для чего? Они же часто все из газет узнают, из телевидения — вот осетинская водка... Идет экскурсия, внезапно завожу, говорю: "давайте, тот, кто разбирается в технологии...". Даже посол Великобритании, когда я его туда завез, снимает шляпу, - это же чудо, что такое. И вот такое предприятие стоит. И это обзывается нелегальным производством. Там муха попадет в огромную эту 100-тысячную емкость, - компьютер все останавливает автоматически. Все сначала надо. Но я уверен, что разум возобладает и все заработает.

Г.Ш.: - Это, в целом, проблема не только вашего региона, потому что мы знаем, что и у соседей тоже раньше были почти целые поселки, где производили нелегально водку, а сейчас на тех же самых заводах смены, в ночную, штампуют...

- Да, и самое главное — законодательство.

Г.Ш.: - В смысле - штрафы очень маленькие?

- Да, и я сторонник того, чтобы государство все-таки на спирт обратило очень внимание. Надеемся, что меры, которые приняты, - у нас же есть история, я же еще раз говорю: спирт, пушнина, золото, алмазы, - чтобы государство за всем следило. И потом, люди ведь будут употреблять алкоголь — от этого никуда не деться.

Полпреды ЮФО

Р.Б.: - А вот такой вопрос: Вы просто упомянули, что когда пришел Хлопонин Вам легко работать с ним в той части, что он сам руководил регионом и менеджер с огромным опытом, а, извините, с силовым полпредом Устиновым было тяжелее?

- Устинова мы до конца, как говорится, не почувствовали. Допустим, Козака мы почувствовали реально. Мы с ним побольше поработали по времени, - это во-первых. Во-вторых, Дмитрий Николаевич, - может быть на личном уровне, может быть по той роли, которую он играл в правительстве, и т.д. - он ради нас мог с любым министром говорить почти на "ты". Тоже самое сейчас у Хлопонина - уже по должности. К Устинову мы не успели приглядеться. Ну, и плюс к этому еще одно обстоятельство: все-таки 13 субъектов - от Дона, с его заводами, россельмашами, до Махачкалы. Полный контраст. Поставьте себя на место полпреда, когда тебе утром звонят и говорят: в г.Шахты шахтер не хочет вылазить наружу, - а через полчаса тебе звонят и говорят: в Махачкале кого-то застрелили. Или там калмыки, у которых избиратель в степь убежал и не хочет голосовать. Найди его там.

Человек - он же реальное существо, у него же всего два полушария в голове.

Вот этот контраст: территория, житница, - ну, как отвернуться от Кубани, как отвернуться от Ростова, это же житница? И вот в этом плане, может быть, всем, кто до Хлопонина работал, было трудно сосредоточится на нас. Потому, что здесь мы являем собой контраст, - ни между собой, а все вместе. И головные боли от нас другие исходят. Вот у нас в Осетии саранча прибежит, сожрет весь урожай, никто этого в России и не заметит. А как в Волгограде саранча полетела, - все мы всколыхнулись, давай-ка помогать. Поэтому, может быть, то обстоятельство, что это другой федеральный округ, со своей спецификой, - но я в этом плане склоняюсь к тому, что нам будет эффективнее работать.

Г.Ш.: - То есть формат Хлопонина - это продолжение линии Козака? В этом смысле, - есть что-то похожее?

- Козак - первый из полпредов, кто открыто, на всю страну, (помню это как сейчас) докладывал тогда президенту Путину свое мнение: "Хватит Кавказ рисовать черными красками. Это очень предприимчивый и нормальный народ, и с ними надо работать открыто и дать им возможность жить в России также, как живут все другие субъекты".

Вот это было впервые сказано. Это нас раскрепостило. А то сидели как, извините, виноватые. Живешь тут и знаешь, что прочитают где-то твою фамилию или просто упоминание о территории и скажут: "да ну их, - сидят где-то, чурки, только от них головная боль, давай-ка от них, вообще, забор сделаем, - между Россией и Кавказом, - пусть они там друг друга грызут".

А они же не знают, что у нас завод "Электроцинк", допустим, где был получен первый в истории России килограмм цинка путем электролиза. Что знаменитый Славский - трехкратный герой соцтруда, - это величайший министр, который работал с Курчатовым, и т.д. Что он закончил наш институт, потом пошел на "Электроцинк", доработался до его директора. Им же трудно понять, что у нас Бесланский маисовый комбинат, который был крупнейшим в Европе и вторым в мире после канадского. Все производные от кукурузы производил. И то, что Владикавказ - это город, где родился Вахтангов, где Булгаков начинал свою литературную деятельность. Всего этого, если никто не знает, то, конечно, мы для него какие-то "чурки", которые только в чалмах бегают и которые только - "Аллах-акбар" и давай стрелять, и вешать. И Козак впервые об этом сказал. То есть он нас легализовал, можно сказать.

Р.Б.: - Как раз складывается впечатление, что Козак был политическим, весомым полпредом, и у него задача была политическая. То есть, ну, да, - легализовать Кавказ.

- Он доверие вызвал к себе. Он встречался с людьми, - представляете? А ну-ка, встреться с матерями Беслана! Это же то, что здесь ценят. У нас же народ доверчивый. Просто от него не надо прятаться. Ну, пойдешь, скажут тебе что-то резкое, неприятное. Но, если ты это выдержишь, через пять минут они сами того, кто позволил себе в отношении тебя хамство, поставят на место. Козак вызвал доверие и последствия этого. Вот Хлопонину в этом плане будет легче. То есть он пришел уже на открытый Кавказ. Нас показывают, нас видят.

Р.Б.: - Я просто пытаюсь осознать: Козак был, потом Устинов, - полпред по безопасности, то есть человек, приехавший разруливать со взрывами.

— И этого я не ощутил.

Р.Б.: - А сейчас полпред экономический.

- Миссию какую-то выпуклую у Устинова я не почувствовал. То ли он силовой порядок хотел навести... - что хотел, я не успел понять. Что касается Хлопонина, то, конечно же, он, в первую очередь, будет как коромысло, где он полпред, представитель президента, - это политическая сторона его деятельности. И другая часть его - это вице-премьер, который, в отличии от других вице-премьеров, не имеет локального кураторства.

Поэтому у нас большие надежды. И потом, прошел уже какой-то период, - мы совещались, и чувствуем, о чем он говорит. Поэтому я считаю, что он не просто чисто экономист, но этим главным он будет заниматься, не потому, что он марксист и, что бытие и способ производства определяют все, - потому, что так надо.

И мы, когда эта стратегия будет просчитана, то мы поймем то, - я возвращаюсь к вашему вопросу — что каждая территория имеет какую-то экономическую миссию. Как бы я не хотел доложить вам и стране, что Осетия - это место откуда начнется рассвет российской экономики, я же не в бреду, я же в полном сознании нахожусь. Поэтому эта стратегия, она по ходу все покажет. Даже если в регионе в результате этих расчетов выяснится неприятная для меня вещь, - что от Осетии особенно—то ждать нечего, она себя не сможет обеспечить, - но если это объективно доказано (я по образованию инженер и очень не люблю этих всяких восторженных разговоров, когда все уже расчеты показали), - я должен буду смириться с этим и жить так, чтобы Осетия давала максимум возможного - себе и стране.

Что это будет? Мы безресурсная республика, но скорее всего это будут новые технологии, малые предприятия, и чтобы каждое утро человек знал, куда он идет и чем он будет заниматься.

Р.Б.: - А какие новые технологии?

- Ну, сейчас у нас по науке если, то "Баспик" работает неплохо. Я пока не буду в этот хор вплетаться - о нанотехнологиях и т.д. Это микроканальные пластинки, там есть наука, и сейчас у нас молодежь очень много проектов повела - мы их поддерживаем.

Г.Ш.: - Это малый бизнес?

- Да, это малый бизнес. Потом, народ у нас трудолюбивый, умеет работать. Просто не хочет уже примитивно работать. Не хочет брать лопату, ковыряться в грязи. Посмотрите какие у нас есть фермы: допустим, если бы вы поехали, сами посмотрели, - мы с французами работаем по животноводству, причем, под их контролем, - шикарное поголовье и комплексы большие. С финнами работаем, с датчанами. Сейчас мы осуществляем шикарный проект по садоводству. Впереди у нас рыба. То есть вот такие, - где интеллект, технологии, техника. Вот туда у нас люди идут спокойно. Они даже увлекаются, иногда даже зарплату особенно не считают, потому что приятно работать в таких условиях, когда огромное поголовье, на котором раньше три тысячи народа возилось, а сегодня пять кандидатов наук на компьютерах сидят, и там все само собой решается.

Но высокие технологии - они не дают рабочих мест...

Г.Ш.: - Оборотная сторона.

- Да, оборотная сторона. Я не знаю, я ничего не изобрел и в мире ничего другого нет.

Потом - услуги. Люди должны научиться обслуживать друг друга. Здесь менталитет, надо подождать, пока "чего изволите" придется кому-то говорить. Услуги, гостиничный комплекс и т.д. Уже пора научиться приветствовать, потому что есть надежда, что менталитет кавказца как хозяина дома, - как в русском "Домострое", если его читать, там тоже: придет гость, не стесняйся унизиться, не считай ниже своего достоинства подмести перед ним, почистить, - вот этот менталитет гостеприимства, может быть, толкнет людей в сферу услуг. Скорее всего. А других прорывных направлений я не вижу, - я чувствую, что нам об этом скажут те, кто разрабатывает стратегию.

Р.Б.: - Короткий вопрос: а когда она будет просчитана?

- До июня, я думаю, точно, - так спланировали.

Г.Ш.: - На пресс-конференции 7 апреля министр финансов РСО Олег Калаев озвучил, что в Северной Осетии значительно увеличен объем поддержки всех форм малого бизнеса: если в 2009 году на эти цели были направлены 150 млн. рублей, то в текущем году объем помощи составит 600 млн. рублей. Какие формы малого бизнеса Вы, в целом, представляете себе, как наиболее перспективные?

- Они уже у нас показали себя: это деревообработка, очень много будет мелких строительных фирм, в аграрном секторе очень много. Мы эти 600 млн будем использовать, не в лобовую раздавать, - у каждого из них должен быть убедительный бизнес-план, который покажет, что все это реально, и мы будем и проценты банковских кредитов покрывать, и т.д. В основном - это аграрный сектор, сфера услуг и ЖКХ.

Проблема Пригородного района

Г.Ш.: - Хочется отдельно поговорить про Пригородный район. Соглашение, подписанное Вами с Юнус-Беком Евкуровым 17 декабря 2009 года, подразумевает конкретные идеи экономического развития Пригородного?

- В целом, включает. Но если говорить о Пригородном районе, то даже эта мера - она не решит того, чего мы хотим получить.

По Пригородному району - это было мое предложение, поскольку иногда (не иногда, а часто), когда речь идет о Пригородном районе, почему-то обязательно нужно иметь мнение руководства Ингушетии. Хотя это полный абсурд. Но, зная это, - для меня же важнее дело, чем стоять в позе великого вождя, и визжать: "а при чем тут Ингушетия?!". Если федеральному центру нужно по этому поводу мнение руководства Ингушетии, - мы провели переговоры с Юнус-Беком Евкуровым и за двумя подписями высказали свое мнение. Пригородный район - он район огромный. В той части, где есть совместное проживание осетин и ингушей, надо разрабатывать федеральную программу по созданию рабочих мест. И вот там вот малый бизнес, небольшие предприятия, по моему предложению, они не должны быть осетинскими: ни одна копейка не должна прийти для этого в Северную Осетию, в распоряжение местного руководства. Не потому, что мы боимся хищений, а просто чтобы избежать любых подозрений.

Я предлагаю создать Дирекцию в Москве, посадить на это 4-5 человек, больше не надо, разбросать по каждому населенному пункту предприятия, - или ферму, или переработку и т.д. И оттуда напрямую финансировать и контролировать. А когда она один год поработает, а может два, - то есть войдет в оборот и начнет самостоятельную жизнь, и появится своя судьба у этой экономики, микроэкономики, - можно уснуть и федеральному совету и нам, люди начнут работать.

Р.Б.: - А кто учредит эту Дирекцию?

- Это может быть, допустим, Минсельхоз, это может быть кто угодно. Дирекция должна быть, на мой взгляд, под эгидой Минрегионразвития, - документы все там лежат. Я думаю, это все равно случится. Потому, что, если речь идет о финансовой составляющей, - она, в масштабах нашего федерального бюджета, 00000 чего-то десятых, которая никогда ни на что не влияет.

Г.Ш.: - Если учредителем будет Москва, вы эту идею уже высказывали ранее, то хороша ли экспертиза-то будет? Ведь в Пригородном районе, мы знаем, уже реализуются малюсенькие, - буквально идет речь про 20 тыс. рублей — проекты "Мемориала" в сфере малого бизнеса: ткацкие, мебельные. Заметят ли из Москвы то, хорошее, что уже есть?

- Конечно, расчеты-то мы даем. Вот то, что Вы говорите, - это один из главных аргументов: даже когда вы ничего не делаете, или мы вместе ничего не делаем, - люди все равно что-то делают. Они берут кредиты, ковыряются, копошатся и т.д.

Во-первых, они должны увидеть, что это забота федерального центра, которая исходит из того, что люди не работают. Вот сидит ингуш, а за забором у него осетин живет. Вот утром осетина жена обругала: "ну, чего ты сидишь, мужик, дети не кормленные, а ты здесь распластался". Он злой выходит, ее там послал на хрен, вышел у калитки сел, прикурил. Тут ингуш вышел, его своя жена выгнала. Вот и смотрит, и один думает: "вот из-за этого дурака—ингуша, у меня здесь работы нет". А ингуш думает: "вот этот дурак-осетин сидит здесь, работы нет". А раньше они вместе работали. Мы-то на уровне власти решили, я же говорю, - у нас всенародно избранная женщина-ингушка руководит населенным пунктом. Там осетин - глава села, его заместитель - ингуш. И в районе, и в населенных пунктах на уровне власти мы делаем это. Допустим, если преобладающее население ингушское, как на нашей территории Майское, - там все - милиция, все - из них же самих. Работать надо. В 7 утра все должны быть на работе.

Г.Ш.: - Ну, вот те проекты, которые сейчас силами гражданского общества реализуются - их будут изучать, их будут поддерживать?

- Да, да. Они сюда входят.

Г.Ш.: - Мы пишем много о таких начинаниях, которые, кажется, требуют именно того, чтоб они были замечены и поддержаны потом.

- Ну, сейчас, допустим, мы никого не ждем. Сейчас, по-моему, все-таки мяч на ингушской стороне.

Вот у нас фирма мебельная "Рокос", - это просто шикарное предприятие, оно уже из малого в средний бизнес перешло по категории, скорее всего. Там просто идеальное оборудование, такого вообще в России нигде нет. Мы решили его филиал открыть на территории Ингушетии. Будет работать на территории Ингушетии филиал осетинского предприятия - и пусть они на нём работают. Там тот же эффект, там не будешь с топорами тесать... там кнопки, компьютеры, - но это политически выгодно. "Я работаю на предприятии осетинском..., находясь в Ингушетии". И эти вещи мы делаем на своем уровне.

Г.Ш.: - То есть Вы думаете, что потихоньку идет нормализация отношений, потому что это соглашение — оно, конечно, важное, и вызвало большой резонанс в Ингушетии, но самое главное, это проблема возвращения людей в свои дома, как Вы сказали: "отношения соседские"?

- Совершенно верно.

Г.Ш.: - Многие же годы там были программы и мы помним, что деньги выделялись, но, в общем, многие годы отношения были сложными, - а уж после трагических событий в Беслане, ситуация стала не лучшей, мягко говоря.

- Конечно. Она была на грани катастрофы.

Г.Ш.: - Понятно откуда боевики в Беслан проехали, - этнический фактор, - хотя мы знаем, что нет этнического, национального лица у терроризма, но тем не менее... То есть Вы видите сейчас, что через эту программу, конкретные действия, связанные с созданием рабочих мест может изменяться ситуация?

- Я в этом убежден. Но я не считаю, что это решит все проблемы.

Мы упустили время. Мы опять вырастили новое поколение людей в ненависти. Молодежь, в основном, все-таки так смотрит друг на друга... вот ингуш, значит плохой. Для ингуша - осетин, это плохой человек. Мы упустили это время. Хотя я старался все время, с 1992-го года не допустить, чтоб новое поколение выросло таким, - оно выросло потерянным.

Чем мои опасения разрушаются? В том, что молодежь полезла в интернет и поехала учиться. Образованность и высокий интеллектуальный уровень, - это уже барьер, в основном, для того чтоб опять какой-то дурак, извините меня, не призвал по этническому признаку пойти друг на друга. То есть они иммунитет должны получить, - а это общий уровень цивилизации. Это может быть образование, это может быть воспитание, это может быть возможность визуально увидеть жизнь других. И в европах учатся, смотрят: кто-то в хиджабе ходит, кто-то виски хлещет, кто-то там, допустим, в "Мулен Руж" отдыхает...

Г.Ш.: - А где-то штрафуют за ношение хиджабов...

- Да. Все это они видят и, я надеюсь, что молодежь все-таки не клюнет на это, - но мы упустили момент.

А то, о чем я говорю с точки зрения рабочих мест, это для того поколения которое сегодня должно кормить семью и зарабатывать деньги. Оно этого не может сделать. Это не разные вещи, но, как бы, что-то первое, что-то второе. Потому, что забота о молодежи, воспитание нового менталитета у нашей молодежи и в Ингушетии, и здесь, - это проблема далекая и долгая. Но начинать ее надо сейчас, тем более, я убежден, что мы упустили время. А это надо решать, установить сроки, ответственных лиц, так сказать.

Создадим все. Когда пару раз посеете, соберете урожай и переработаете, - все, после этого уже никто не нужен, уже придет весна, они без нас пойдут сеять, убирать, перерабатывать. Надо просто закрутить механизм и оставить им, подарить потом, все это оборудование, все эти мельницы, все эти трактора, сеялки.

Р.Б.: - Сколько, в прикидках, это может стоить?

- Пока не знаю. Там обсчитали, до 3-х миллиардов было, потом 4, 6, - это уже смотря, что мы хотим.

Р.Б.: - По части дирекции, по-Вашему представлению, оно должно быть в...

- Пока я считаю, что тут должны быть маленькие федеральные предприятия, ГУПы.

Г.Ш.: - Можно я схвачусь за очень важные для меня слова? Вот Вы сказали про потерянное поколение, - это не часто услышишь. Вообще, не часто признают эту проблему. Я в Пригородный район езжу с 2002, и вижу, что те проекты, которые там идут, как Вы тоже тут сказали, - это проекты про школы. Это попытка со следующим поколением что-то менять.

- Да.

Г.Ш.: - И мы знаем, что эти проекты идут много лет и сейчас реализуются, но есть люди, которые живут сейчас, уже выросшее поколение. Мы помним события, которые происходили во Владикавказе, где участвовали выходцы из Пригородного района, теракты и так далее... Вот эта выросшая молодежь, хоть и существует вопрос рабочих мест, но достаточно ли только рабочих мест?

- Нет. Я же сказал!

Г.Ш.: - А что еще может быть, кроме рабочих мест для них?

- Рабочие места - это фон, это совсем другая жизнь, реальная жизнь. Утром все идут на работу. И не ингушская бригада, российская, а вместе они идут работать. Так это было, ничего придумывать не надо. Это было так. Они готовы. Вы пойдите туда просто...

Ну, вот, допустим, когда Евкуров только начал работать, я ему предложил: "Юнус-Бек, я прошу, я здесь всего понавидался, я послушал всю эту... эти предложения... Приедут сюда на пять минут кто-то, побудут, а потом вот такие отчеты пишут и нас учат, как жить: "Надо, чтобы там саксаулы собрались, аксакалы..." и еще что-то... И когда готовится поездка, там сценарии разработаны - тут же есть группа, которая начинает: "геноцид, депортация" и так далее - и все это годами длится. Хочешь увидеть своими глазами? Не объявляй никому ничего, даже мне не говори. Сядь в машину, проедь по этим селам, что бы никто не знал, что это едет президент. Сидит там, допустим, мужик у ворот, - остановись, выйди, пока они тебя еще в лицо не знают, спроси: "как ты тут?", - они все скажут. Вот они реально все скажут".

Он это сделал. Я ему за это благодарен. Он, наверное, немало сомневался, потому что, все-таки, неожиданное предложение, но президент Осетии предлагает: "поезди сам, без никого и не оповещая, куда хочешь...". И он это сделал. Он все увидел, поэтому его оппоненты разоружаются, - ему врать уже бесполезно, он все это знает.

Поэтому, по поколениям я считаю, что мы не сделали достаточно, чтобы... С 1992-го года сколько прошло, - 20 лет? Тот, кому было 5 лет, - сейчас ему 25, он готовый мужик или готовая девчонка. И часто те умники, которые хотят этот вопрос решить и диссертации защищать, - они не обращают внимания на те зернышки, которые дают надежду на то, что ситуация меняется.

Вот женился осетин на ингушке, тихо. Я как просто гражданин Осетии, который был в центре всего этого конфликта, я видел весь этот ужас и я считал его позором и осетинского, и ингушского народа, позором – соседи пошли друг на друга. Мне больно было, - но когда я узнал, что осетин женился на ингушке, мне стало очень легко, надежда появилась.

Но это никому не нужно! Кто лазает в этих интернетах? Я часто читаю там перебранку, когда не ситуация, скажем, обсуждается, а то осетин это или ингуш? Вот сбила машина около Майского ингуша и уехала. Через час висит в Интернете: "На территории Осетии машина сбила ингуша, который в 1992-м году был там, пошел туда..." И расписали все. Через два часа старики-ингуши за шиворот притащили того, кто его сбил, тоже оказался ингушом, но это уже не надо прессе, уже прошло. А кто это все делает? Это все молодежь делает и делается все это для молодежи: "Не забывайте: осетины, - это мерзавцы, а наши... Не забывайте: с ингушами вот так вот надо" (стучит по столу). Вот о чем я говорю. А это остановить законами власть не может - это не наше дело. Есть федеральные законы о разжигании розни и так далее, - это уже пусть те, кому надо, занимаются. Но я говорю о поколении, - оно не потерянное, но оно не такое, какое могло быть, если бы мы этим все-все занимались. Мы не занимались. Может, даже поощряли это. И вот сейчас, тем не менее, молодежь, она, сами знаете, - как вот в речке песок - самоочищается. Они же точно с такими проблемами сталкиваются, как и мы: безработица, низкий уровень жизни и так далее. Но я вижу, что сама молодежь меняется, - они участвуют в международных конкурсах, например, музыкальных. Иногда их телевидение смотришь, - это совсем не то, что было совсем недавно. Там вот ингушка победила на каком-то конкурсе учителей русского языка. Знаете, для меня это очень важно...

Г.Ш.: - Спортивные достижения Ингушетии, борцы...

- Борцы, да. Олимпийские медали всегда же мы брали. У нас уже четыре двукратных чемпиона, полтора десятка разных других, включая Аиду Шанаеву, которая по фехтованию золото привезла. А когда тяжело было: с медалями российскими, в Пекине, - раз ингуш выиграл, другой выиграл.

Г.Ш.: - Это был большой, конечно, праздник для Ингушетии.

- Конечно! Для всех нас!

Г.Ш.: - Да, да - для соседей.

- Вот о чем я говорю. А так, если нас препарировать, как лягушку в лаборатории под микроскопом, так и будут все препарировать и педалировать то, что нас различает.

Р.Б.: - Кстати, я правильно понимаю, что по-Вашему ощущению с Юнус-Беком Баматгиреевичем у Вас совпадают взгляды на реабилитацию края?

- Да! Мы за двумя подписями документ отправили. У меня вот здесь в мобильном телефоне его номер, вот он звонил два дня назад. Круглосуточно мы можем друг другу позвонить.

Г.Ш.: - А как с возвращением беженцев в Пригородный район? Потому, что в Ингушетии часто слышу критику: сложно возвращаться, чинят препоны, что хотелось, чтобы активнее работали чиновники... Достаточно ли хорошо работает в Осетии орган который занимается организацией этого процесса?

- Никаких органов, занимающихся возвращением в Осетии нет и не будет. Потому, что... в этом случае я всегда говорю, по-моему при прошлой встрече я вам тоже говорил это: "Мои цифры и мою статистику не принимайте во внимание". Потому, что я говорю как человек в центре Осетии, я - глава Северной Осетии, у меня свой взгляд и на конфликт, и на причины, и на цифры. Я знаю, что столько ингушей здесь живет, сколько и жило, в принципе, до конфликта. И никаких иных препятствий, кроме как, если человек не может вернуться туда, потому что соседи его ждут: "давай, давай, приезжай".

Г.Ш.: - В смысле, если он был участником событий и на нем есть кровь?..

- Конечно! Иначе говоря, скажем, 25-30 тысяч могут здесь жить, включая Владикавказ, - вы их и сейчас можете видеть. Вот практически везде, где жили, - кто-то живет, а кто-то нет, кому-то можно, кому-то нельзя. Кто их сортировал? Никто не сортировал. А статистику вам даст Федеральная миграционная служба, по цифрам я и не хочу даже говорить. Я объявляю, что Осетия такая же открытая территория, как и вся Россия, у нас есть Конституция. Вы извините меня, в Грозный же не хотят русские возвращаться. Плачут, но не хотят. Они же не ставят вопрос: "верните нас в Грозный", потому что пока там небезопасно. Вот отстроят все, вернутся туда мир и спокойствие, над чем работает сегодня власть Чечни, тогда многое встанет на свои места.

Р.Б.: - Вы исключаете возможность того, что в Ингушетии органы власти или те или иные политические деятели поставят вопрос о радикальном политическом решении проблемы Пригородного района?

- Они его ставили всегда!

Р.Б.: - А сейчас?

- Я ничего не исключаю. Вот на Юнус-Бека пытаются наброситься за то, что он, якобы, заявил. Он сказал то, что есть: Пригородный район находится в составе Северной Осетии, - это все равно, что таблицу умножения прочитать вслух. В чем дело?

Г.Ш.: - Да. Руслан Аушев подписал...

- Он прекрасно знает и историю Пригородного района. Да никто её не опровергает.

Г.Ш.: - В смысле, что эта территория была частью Ингушетии?

- Была частью, была, - там какие-то процессы происходили и про выселения, и про депортацию мы знаем, и про 1957 год мы знаем, но Юнус-Бек - политик, который работает сегодня. Легче всего поддаться на эту волну и весь свой срок строить из себя национального героя и требовать чего-то откуда-то, под аплодисменты, - а экономикой кто будет заниматься тогда? Мне тоже очень легко стать национальным героем, - 5 минут, я 5-6 заявлений сделаю и всё. А работать кто будет?

Г.Ш.: - Экономика и политика, - вот такое сочленение, которое Вы затронули, по-моему, касается и Пригородного района. Но, если еще немножко поднять выше и посмотреть не исторически, а с точки зрения развития региона. Когда мы говорили про туризм, говорили про интеграцию - возможно или нет встраивать осетинский туризм в северокавказский. Вспомним, что было до 1992 года: многие приезжали из Ингушетии жить и работать в Северную Осетию. И сейчас, по-прежнему, - что такое Ингушетия? Со всеми усилиями, которые Юнус-Бек Баматгиреевич делает и будет делать, - дай Бог ему здоровья! - все-таки это регион у которого, тоже исторически нет промышленности, она вся в Чечне. Промышленность будет развиваться - это отдельный, чеченский вопрос. Опять же Осетия исторически - это более развитый регион. Ингушетия - в сложнейшем положении, официальная статистика гласит, что там больше 50% безработицы, уж не говоря о том, что реальная ситуация может быть и хуже, потому что есть очень сложные факторы, которые не учитываются. И есть нормальные стремления людей ехать туда, где жить и работать, может быть, легче. И с этим ничего невозможно сделать, когда не мешает конфликт. Экономика может влиять на политику? Видите ли Вы какой то потенциал для того чтобы эта ситуация здесь менялась? Я помню лет 10 назад, приезжаешь во Владикавказ и если вдруг появляется машина с ингушскими номерами, то вокруг собираются люди и смотрят.

- Сейчас же этого нет...

Г.Ш.: - А сейчас уже, если стоит машина с ингушскими номерами, там не будет стоять группа людей и смотреть, что за невидаль такая? Экономика - она ведь может влиять: и совместные предприятия, - вот Вы сказали про мебельную компанию "Рокос".

- Да, филиал будем делать.

Г.Ш.: - Совместный бизнес, не только по Пригородному району, может положительно влиять на ситуацию?

- Он уже есть. Я сторонник того, чтобы действовать по прецедентам. Я могу об этом рассуждать сколько угодно, рисовать бизнес-планы, защищать их. Вот сделаем мы филиал, - значит что-то есть. У нас возможны какие-то совместные дела на доломитовых карьерах. Все возможно.

Г.Ш.: - Доломитовые карьеры – это где?

- Это у нас тут, за Владикавказом. Потому, что доломит лежит, а сверху - на бумажке, на карте - граница. Но его же надо разрабатывать. Посмотрим, - это акционерное общество работает, они уже контачат. Моя задача - создавать прецеденты. Создадим филиал "Рокоса", значит можно.

Г.Ш.: - А что нужно с ингушской стороны? Предприимчивые люди или вложения финансовые?

- Вопрос практически решен. Там у них уже министр работает, у нас это все на уровне директора. Какие-то проблемы могут быть, возможно, с сырьем, доставкой, но этот вопрос психологически решен. Надо технически его решить: завести туда оборудование, просчитать сколько людей, какие будут виды работы. Потому что, это филиал.

Г.Ш.: - То есть, это не будет много рабочих мест? Операционный центр?

- Нет, там не может быть много рабочих мест, потому что там очень высокая технологичность.

Г.Ш.: - А доломит где планируется добывать?

- Это вот прямо за Владикавказом, рядом (показывает в окно)...

Нам не избежать сотрудничества. Оно уже есть, но оно пока такое, как бы холодное, замороженное. Совершенно объективно, друг без друга ничего мы не будем делать. Неразумно же через каждый метр одно и то же желать. Скорее всего, они что-то свое будут делать, мы свое... Уже есть эти контракты.

Г.Ш.: - То есть совместное предприятие - или что?

- Может быть, совместное предприятие, может быть, доля акций будет у них у кого-то, потому что это чисто акционерное общество.

Г.Ш.: - Бизнес - это такая интересная сфера. Он помогает решать конфликты.

- Он помогает решать. Поэтому мы настаиваем на том, чтобы на территории Пригородного района и совместного проживания осетин и ингушей был бизнес. Инициировать его должен Минрегионразвития России. Надо дать бизнесу возможность, надо родить его, а там он сам будет жить. Девять месяцев потерпеть, принять роды, увидеть, что орет, пищит, шевелится и оставить. А люди будут жить и работать вместе.

Р.Б.: - Что думает Минрегион?

- Никто не отвергает.

Финансирование экономики РСО-А: федеральный центр и бизнес

Р.Б.: - Возвращаясь к разговору про назначение Хлопонина и все, что тогда произошло, - вспомните, там президент, одновременно с изобретением нового округа, с назначением Хлопонина, еще рекомендовал правительству (и оно, вроде, выполнило эту рекомендацию), с нового года разработать принципы оценки эффективности расходования центральных денег вот именно здесь. Как я понимаю из разговора, в Москве регионы участвуют в этой оценке, - то есть они представляют полпредству, новому теперь уже, свои результаты, свои выкладки о том, как, какие средства, каких ведомств были потрачены здесь. Когда это последует в Северной Осетии? Каково, вообще, Ваше отношение к этому?

- Нет, у нас нет такого графика. В принципе, по сути Вы правы, а по форме это не так делается, что мы, там, придем и скажем: "вы нам дали рубль, из них 15 копеек мы туда"...Здесь работают федеральные контролирующие органы, - вот они все и будут туда отчитываться. Нам такой задачи никто не ставил, это разумно. Здесь есть финансовый контроль, есть экономический контроль, есть федеральное казначейство и так далее и так далее, - это их дело.

Р.Б.: - То есть никакой новой формы отчетности между вами нет?

- Нет. Да она и не нужна, - это все работает в автоматическом режиме, слава Богу. Рано или поздно, куда бы ты это ни украл, ты все равно попадешься.

Р.Б.: - А какие, по Вашему мнению, органы, министерства федерального правительства работают лучше на Кавказе? Потому, что там же разговор строился ровно на этом, что не все ведомства делают то, что им стоило бы делать лучше на Кавказе, нет согласованности, - так говорил президент, - смысл этого новшества отчасти в этом.

- Ну, это не новшество, это в целом по стране так, мы об этом открыто говорили всегда, я и сейчас говорю. Вроде у нас здесь последние два года ситуация меняется. То есть, скорее всего, были такие неправильные установки в федеральных структурах: каждый своему ведомству - "ты вот, давай, мне докладывай, больше никому". А ведь у них - особенно, там силовой, правоохранительный блок, - условно скажем, объект их забот, мягко говоря, один и тот же. Наркота – они же готовые пособники террористов; криминальный, черный бизнес – они тоже на все способны. Но, когда каждый только своим занимается и наверх докладывает, а здесь они даже не делятся с друг другом информацией, то те вольготно себя чувствуют.

Я как-то выступал, - по-моему, в Адлере было выездное заседание по наркоконтролю, - и говорю: "понимаете, вот та же борьба с коррупцией, - всем поручили бороться с коррупцией. Когда по итогам года я был приглашен на все итоговые совещания в прокуратуру, в ФСБ там, в МВД, посмотрел – все борются с коррупцией. Ребята, а тогда против кого вы здесь боретесь, если все борются, каждый наверх докладывает, - а если вдруг кто-то суммирует наверху ваши цифры? У вас получится больше всего этого, чем у нас народу живет". Поэтому речь шла о том, - и Медведев им об этом сказал, - что: "давайте там за право первой ночи не боритесь, нам сенсации не нужны, нам нужен эффект. А для этого щедро делитесь информацией, создавайте совместные какие-то группы, - то ли по ситуации, то ли по проблеме, - и работайте".

Вот это вот поменялось за два года, у нас по крайней мере. У нас уже нет изоляции. Все это делали федералы, потому что их часто инструктировали там: "мы тебя назначаем на эту службу, ты там смотри! Там глава и все эти местные чиновники, - князьки, - их хлебом не корми, дай только украсть. Они только и делают, что федеральные деньги разворовывают, поэтому ты действуй жестко!". И они здесь сидели как в скорлупе. Я их даже на совещания не звал, потому что они боялись мне что-то доложить, - а вдруг наверху скажут, что