2 октября в Москве состоялся антитеррористический митинг-панихида, в память о погибших в недавнем теракте на центральном рынке Владикавказа. Среди участников митинга был Виталий Калоев, интервью с которым опубликовала газета "Северная Осетия".
— Виталий Константинович, Вы были в субботу на траурном митинге в Москве. И не просто присутствовали, но и выступили, хотя человек вы непубличный. Почему Вы приняли для себя такое решение?
— Я, действительно, человек непубличный. Первый раз говорил с трибуны. Для меня это непривычно. Я был на митинге и во Владикавказе до этого. Выступления некоторых молодых людей мне не понравились. Видно было, что они с чужих слов говорят. И я, как житель республики, которому небезразличны покой и порядок здесь, решил высказаться, как я все это вижу. У меня есть свое мнение, своя голова на плечах. Все события, которые происходят, я сам способен оценивать и делать выводы.
— Кстати, та часть молодежи, чьи выступления на митинге Вам не понравились, называла Вас одним из лидеров нации, и даже устроила голосование по этому поводу. Вот только после Вашего выступления в Москве, эта точка зрения радикально поменялась. Теперь на тех же сайтах пишут, что Калоева купили.
— Меня уже один раз хотели купить. Мне хотели заткнуть рот деньгами, чтобы я замолчал и не требовал справедливости после того, что случилось с моей семьей. Я отказался, потому что не хотел обеспечить свою старость ценой крови и гибели своих детей. Я требовал то, что было справедливо. Никогда не обращал внимания на то, что обо мне пишут, и кто кем меня считает. И если бы на своем горе хотел сделать политическую карьеру, я бы ее уже сделал. Но у меня и в мыслях такого не было и нет.
— Вы вот сейчас произнесли это слово – справедливость. На митинге Вы говорили о ней же, о справедливости.
— Я говорил о том, что человек сам делает для себя выбор и сам несет за него ответственность. Так должно быть. У человека должны быть принципы в жизни. Он должен их придерживаться. Среди них и стремление к справедливости. И если кто-то считает, что надо что-то сделать во имя справедливости – пусть идет и делает. Осознанно. Если он готов пожертвовать собой ради своего народа или своей семьи.
— Вы говорите жесткие вещи.
— Когда я ехал в Швейцарию, я знал, для чего еду. Я принял для себя решение, и сделал то, что считал справедливым. Я ни с кем об этом не разговаривал, никого не оповещал, не просил совета. Это был мой выбор. Я мог сразу уехать из Швейцарии, но это означало сбежать, предать память моих детей. Дать повод думать, что я боюсь ответственности за свои действия.
— Но есть и другая жизненная позиция, и она сейчас активно продвигается. Смысл ее сводится к следующему – «выйти на площадь с плакатами – это наше конституционное право, его у нас никто не отнимет, а защита республики – не наше дело, пусть этим власть занимается». Вы думаете, это просто трусость?
— Я думаю, это иждивенческая позиция. Еще с советских времен.
— Но большинство тех, кто ее представляет и разделяет сегодня, тогда еще не родились.
— Может быть, но эта традиция существует до сих пор. В нашей республике неспокойно, неспокойно сейчас и в Кабарде, и в Дагестане, и на Ставрополье – везде. Но мы говорим об Осетии. Опасность терактов существует. Ее можно свести к минимуму, но гарантировать полную безопасность никто не может. Мы же знаем практически, в нашей республике, кто чем занимается – кто наркотики сбывает, кто ворует. Так чтобы у всех нас вместе было все хорошо, чтобы было безопасно, каждый должен начать с себя, дать оценку своим действиям. Спросить у себя, что я сделал, чтобы жить в республике стало спокойней, лучше. Это зависит не только от власти, от правоохранительных органов, это зависит от нас всех. Поэтому рядом с нашей молодежью должны стать наши старшие. Привести нашу молодежь в порядок. Ведь каждый из тех, о ком мы сегодня говорим, из чьего-то дома вышел.
Я верю в нашу молодежь, я видел ее и осенью 1992 года, и в августе 2008. Те, кто ей предлагает сегодня идти на кого-то войной, сами находятся за пределами Осетии и не хотят рисковать жизнью. Они прячутся за спинами молодых людей, и своего лица не показывает, это обыкновенные мародеры.
Мы помним свою историю, помним и 1981, и 1992 год, что было тогда, чем все закончилось. Теперь нужны другие решения. Надо их выработать и требовать у силовых структур их выполнения. Обязательно, чтобы они отчитывались перед обществом за свою работу, и чтобы любой мог им задать неприятный вопрос и услышать ответ.
— На митинге Вы говорили о Таймуразе Мамсурове, о Главе республики. Об этом, правда, в СМИ не упоминалось, но кто-то из участников митинга выложил видео в интернет. О действующих руководителях вроде как неудобно говорить хорошо, чтобы не быть заподозренным в лицемерии, а Вы вот решились.
— А почему мне должно быть неудобно. Я уголовник, сижу в швейцарской тюрьме. Какой чиновник посмеет навестить уголовника, не побояться, что его снимут с должности, что это не одобрят. А Таймураз не побоялся и не постеснялся.
— Это была ваша первая встреча?
— Первый раз мы пожали друг другу руки в прокуратуре Швейцарии. Мы не были до этого знакомы, но первый раз я увидел Таймураза не там, а под пулями в 1992 году, когда шли бои за Ольгинское.
Я помню, как он себя там вел. И о другом тоже помню — как он приехал в Южную Осетию, когда там война началась. Как отказался вперед всех вывести своих детей в Беслане. Таймураз ничем никогда себя не опозорил. Это, действительно, человек мужественный, он никогда не прятался за чужими спинами. Для меня это имеет большое значение. И он готов пожертвовать собой во благо Осетии. Об этом говорят его поступки.
В целом, я уверен, что он делает все возможное и даже сверх того, чтобы республика не только мирно жила, но и экономически развивалась. У него есть авторитет, он может отстоять свою позицию, к его мнению прислушиваются. Я говорю о той сфере, которую знаю, о строительстве. Даже при коммунистах не было таких крупных проектов, как сейчас. И музыкальный центр, и Мамисон, и телевышка, и спортивный комплекс на 7 тысяч мест. Это миллиарды инвестиций, и они идут в республику под его слово и имя. В первую очередь, все зависит от него. Это мое мнение. А если во мне или в моих словах кто-то сомневается, я готов встречаться и разговаривать с каждым.
Газета "Северная Осетия"
