Изобразительное искусство

Изобразительное искусство осетин длительное время развивалось как народное творчество и лишь со второй половины XIX в. встало на профессиональную основу.

В эти и последующие века большое развитие у осетин получает также прикладное искусство, в частности, такие его виды, как керамика, резьба по дереву и кости, работы по камню, художественная обработка металла, художественное шитье. Анализ этого обширного, интереснейшего материала позволяет провести аналогию между прикладным искусством осетин и культурой древних алан. Так, в осетинском народном искусстве почти без изменения сохраняются многие орнаментальные мотивы, встречающиеся на предметах скифов и алан.

 Важнейшая веха  в истории Осетия – ее присоединение к России в 1774 году. Это прогрессивное событие способствовало переселению значительной части осетин с гор на равнинные земли Северного Кавказа, что открыло перед народом пути к экономическому и культурному развитию. «До присоединения Осетии к России, писал народный художник Осетии М. Туганов, - у осетин было лишь чисто народное творчество, которое выработало свой стиль, свой орнамент на ряде прошлых веков своего исторического развития от неолита, предкобанской и кобанской бронзовой культуры, скифо-сарматской, вплоть до начала до начала XIX века. С начала же XIX века народное творчество осетин вошло в общерусское  русло, что определило  его дальнейшее прогрессивное развитие и появление первого осетинского художника Коста Хетагурова – основоположника осетинской литературы и осетинской живописи». Традиции Коста Хетагурова  - первого художника Осетии, заложившего основы национального реалистического искусства, были восприняты и продолжены Махарбеком Тугановым.

Еще в ранней юности М. Туганов проявлял интерес к народному прикладному искусству и фольклору.  «В 1894 году мне впервые удалось побывать в горной части Дигории, увидеть там красоты природы, а главное, услышать много легенд,  сказаний, песен и записать кое-что у народных сказителей, - писал Туганов. – Эти легенды сильно потрясли мое воображение…Я верил что, «нарты» не народная фантазия, а реальная люди, которые  живут сейчас». Пребывание в Петербурге и Мюнхене, где учился Туганов, не только не снизило интереса художника к народному творчеству, но  напротив, еще сильнее разожгло его. «Когда в 1907 году  я вернулся в родную Осетию, то старался как можно больше рисовать всевозможные боевые башни, стариков расспрашивал о древних обычаях, об одежде, оружии и т.д. В 1910 году я решил взяться за работу над нартами. В то время нам удалось создать свой кружок художников, куда вошли местные художники, учителя рисования и любители изобразительного искусства. Нам удалось организовать даже выставку. На эту выставку я принес первым долгом портреты Сослана, Урузмага и Хамыца. В том же году вышла из печати моя первая книга на дигорском диалекте «Дигорон кадангита» («Дигорские сказания»). Книгу иллюстрировал я сам». Эти первые произведения на нартские темы художник собирался издать в виде альбома в Вене, однако во время первой мировой войны они бесследно исчезли.

 Махарбек Туганов не ограничивался сферой творческой деятельности  - он становится активным пропагандистом художественной культуры в Осетии, способствует воспитанию национальных художественных кадров. Благодаря стараниям Туганова во Владикавказе в 1907 году организуется художественная студия.  Стали устраиваться выставки, которые посещались владикавказской и вообще северокавказской общественностью. Эти выставки отмечались в местной прессе, т.к. посещаемость выставок была очень большая. Активное участие принимал Махарбек  в кавказских и осетинских благотворительных вечерах, оформляя постановки, выставляя свои картины».

 Иное тематическое направление прослеживается в серии картин, которую условно можно назвать  «Уходящая Осетии» и которая объединяет  работы, выполненные  на историко-этнографическом материале. Первые  работы из этого цикла относятся к 1927 году «Свадьба у осетин», первый вариант «Цоппай». С   этого времени Туганов систематически дополняет серию все новыми, яркими произведениями. На полотнах художника оживают суровые, подчас мрачные обычаи и законы горцев дореволюционной Осетии. Но именно здесь мог Туганов полной мере использовать глубокое знание жизни и быта  родного  народа, здесь мог он воплотить свои сокровенные мысли о человеке, о его горе и счастье, мужестве и благородстве.

 Художник  мастерски справляется с острыми психологическими коллизиями – ритуальный круговой танец совершают люди над телом  пораженного молнией («Цоппай»); с высокой отвесной  скалы сбрасывают предателя односельчане («Собачья  скала»); все село присутствует на кладбище, где у могилы усопшего седой старик совершает древний обряд посвящения коня («Посвящение коня»). Одна из отличительных черт серии  - стремление выявить в суровых  обычаях народа гуманистическое начало, раскрыть их глубокий философский смысл.

 Махарбек Туганов сыграл заметную роль и в культурной жизни Южной Осетии. Как известно, в 1930 году художник едет в другую часть Осетии, где организует  художественную студию, которая и поныне носит имя своего основателя. Именно отсюда начинали свой путь многие  осетинские художники. Преподавательскую  деятельность Туганов совмещает с работой в Юго-Осетинском драматическом театре. Будучи главным художником театра, Туганов проявил тонкий вкус и неиссякаемую фантазию в оформлении пьес национальных авторов. Благодаря Туганову здесь были профессионально оформлены и поставлены   «Амран» Е. Бритаева, «Ос-Багатар» Ц. Гадиева (оба 1933г.), «Нарт Батраз» М. Шавлохова, «Дуня» К. Хетагурова (оба 1940 г.).

 Махарбек Туганов был талантлив во всем, все к чему он прикасался составляет ныне сокровищницу осетинской культуры. Особенно же ярко талант мастера раскрывается в серии иллюстраций к осетинскому народному эпосу «Нартские сказания». Как уже отмечалось, первые работы на темы сказаний относятся к началу творческой деятельности художника, но вплотную к созданию серии Туганов приступает в 1927 году, когда был создан первый акварельный вариант композиции «Пир Нартов». С этого времени и до конца  своих дней Туганов  постоянно работал над полюбившейся ему темой.

 «Нарты» не раз привлекали к себе внимание осетинских деятелей культуры: поэтов, драматургов, прозаиков. Туганов одним из первых обратился к иллюстрированию сказаний. Выполненные с мастерством, глубоким знанием истории народа и его многовековых традиций, работы Туганова не только следуют тому или иному месту из сказаний, в них находит проявление богатая фантазия художника, которая сродни фантазии безымянных творцов эпоса. По силе художественной выразительности, по глубине философской мысли иллюстрации Туганова могут быть поставлены в один ряд с лучшими  произведениями мировой графики. В «Нартах» художник сумел найти свое творческое лицо, свой творческий путь.  Они помогли ему выразить безграничную любовь к своему народу, к своей земле.

 В серии иллюстраций Туганов сумел сохранить народный пафос, силу и мощь, свойственные эпосу. В произведениях художника перед зрителем предстает гордый, свободолюбивый народ, жизнь, полная отваги, мужества, необычайной красоты: «Уастырджи и Дзерасса», «Балсагово колесо» (обе 1945 г.), «Клятва нартских женщин», «Игры Нартов», «Ацамаз» (все 1947 г.). Одна из отличительных черт иллюстраций -  их  художественная достоверность. Для каждого персонажа сказаний, будь то небесный кузнец Курдалагон или красавица Дзерасса, булатнорожденный Батраз или кривой уаиг-великан Афсарон, хитроумный  Сырдон или могучий Урузмаг, автор находит такие меткие образные характеристики, что героев уже трудно представить иными, чем они вышли из-под кисти художника. Столь же убедительно обрисовывается художником среда, в которой живут и действуют нартские герои. И необычные игры Нартов, когда они шутя перебрасываются обломками скал, и стремительный полет Батраза на огромной стреле к крепости Хиза, и пребывание Сослана в загробном  мире – все в листах настолько реально, естественно, будто художник  все это мог видеть воочию.

 Сопоставление иллюстраций с текстом сказаний убеждает в том, что форма изложения эпоса часто подсказывает художнику изобразительные средства  и что многие из свойств, присущих фольклору, свойственны и листам художника. В нартский эпос, как отмечал  Василий Абаев  входишь, как в мегалитическую постройку: никакого орнамента, никаких украшений, но дыхание глубокой древности  и дыхание особой мощи и силы охватывает и пленяет человека… Описания скупы до сухости. Диалог лаконичен. Характеры героев раскрываются в действии, в поступках, а не эпитетах, оценках и характеристиках… Язык сжатый, как бы стянутый, но в то же время богатый, упругий, полновесный и меткий. Именно эти особенности народного творчества присущи и лучшим произведениям Туганова, посвященным «Нартским сказаниям».

 Так, в листе «Бой Батраза с небожителями» (1946) художник пришел к очень смелому, лаконичному решению. Размах разгоревшегося боя, его суровую беспощадность Туганов сумел выразить в одной-единственной фигуре нартского богатыря, натянувшего тетиву своего огромного лука. Эта динамическая фигура, символизирующая стойкость и непобедимость народа, обладает  такой целью, будто вырублена из куска гранита, в ней видится живое олицетворение Кавказских гор.  В другом листе, «Бой оленей» (1946), обычный мотив – схватка двух лесных зверей – так подан художником, что иллюстрация наполняется могучей сказочной силой и органически связан с текстом сказаний. Изображение животных в творчестве  Туганова   -  явление нередкое. Он хорошо знает повадки  и анатомию различных зверей, птиц. Примером анималистического мастерства художника может служить лист «Ацамаз» (1947). На звуки «чудотворной» мелодии флейты нарта Ацамаза сбежались все обитатели гор и лесов: волки, медведи,  туры, орлы, олени – и все по-разному реагируют на звуки волшебной флейты. В этом произведении столько веселого настроения, песенной мелодии, что, пожалуй, только язык  народной музыки смог бы еще с такой силой воздействовать на зрителя. Можно перечислить немало замечательных произведений Туганова на нартские темы. Здесь трудно предпочесть один лист другому, как трудно представить «Нартские сказания» без иллюстраций художника. Удивительным образом гармонируют  они с языком сказаний, с простотой и ясностью их изложения.

 «Нартская» тема в творчестве Махарбека Туганова нашла свое наиболее  полное и выразительное решение в картине «Пир Нартов» (1948-1952). Это не только самое  крупное, но, бесспорно, одно из лучших творений художника. Известно, что ни одно пиршество Нартов не обходилось без танцев. Их буйный ритм сотрясал землю и горы, и даже боги с небес взирали  на богатырский пляс с изумлением и страхом. Лучшим танцором у Нартов признавался тот, кто пропляшет по краям стола, не задев при этом сосудов, не уронив на землю ни единой крошки; тот, кто станцует с кубком на голове и не прольет оттуда ни капли ; наконец тот, кто спляшет на краях большой чаши, наполненной пивом, и чаша при этом не пошатнется. Одно из таких испытаний, которым подвергались танцоры, показывает Туганов в своей картине. «В пире Нартов», - писал автор, - я выбрал тот момент из сказаний, где Сослан  и Челахсартаг соревнуются в танце вначале на столе, потом на чаще с пивом. Мне однажды довелось своими глазами видеть такой танец-соревнование… Молодежь Осетии всегда упражнялась в таких искусных танцах. Танцам этим их специально никто не обучал. Наблюдая эти ловкие, смелые танцы осетинской  молодежи, я решил использовать этот сюжет в «Пире Нартов», так как все это живо напомнило мне описание пира у Нартов».

 Но произведение Туганова, конечно же, отражает не только частный момент из жизни Нартов. В нем слились воедино все мастерство художника-живописца и знание ученого-исследователя. Прежде ни одна другая работа Туганова не была композиционно столь сложной и насыщенной. Одних только главных персонажей в картине  насчитывается более двух десятков, и при всем этом ее отличают богатство деталей. Картина пронизана светлым жизнеутверждающим  началом, от нее веет могучей, бьющей через край силой «Нартских сказаний», по мотивам которых она создана. Это – история, быт и культура осетинского народа, воспетая в красках.

 Образы нартских богатырей, воссозданные Тугановым в этой картине, неразрывно связываются с текстом  сказаний. «Типы Нартов я старался показать такими, какими их представлял народ в своих сказаниях, -  писал Туганов, приоткрывая завесу над своей творческой лабораторией. – Внешне их описывали вот как: Урузмаг был с седой бородой, а фигура у него была как у юноши. Нарт Сослан был широкоплеч, а талия у него была настолько узка, что когда он ложился, заяц свободно пробегал под его лопатками. Глаза Батраза сравнивались с мельничными жерновами, а цвета были стального. У отца его Хамыца были рыжие усы… Арахцау в сказании описывается так: «Стало надвигаться белое облако, над ним летали черные вороны, но не облако это было, то ехал на белом коне сын Деденага Арахцау, и не черные вороны летали над ним, то были комья земли, подбрасываемые конем. Меч же его, волочась по земле , оставлял глубокий след». Про Сослана в одном из сказаний говориться, что он «прятал под плащом меч и стрелы и притворялся простым пастухом». Мне говорили, что в горной части Дигории, недалеко от Махческа, в Мацуте, находится могильник нарта Сослана. Там была обнаружена часть огромного скелета, и местные  жители уверяли, что  это кость нарта Сослана. Поэтому сказатель изображал Сослана огромным нартовским мужчиной.  Так долгие годы и обдумывал, каким мне рисовать нарта Сослана в своей картине».

 Но Туганова интересовали не только портретные характеристики будущих персонажей. Самым скрупулезным образом он собирал, изучал и зарисовывал редкие старинные предметы народного быта, памятники архитектуры. «В доме Хазби Магкоева в селе Чикола мне удалось увидеть меч с металлическим поясом, - записывал художник. – В доме Акоева в селе Христиановском увидел цепь, которой в древности связывали пленных, у Гайтова в Куртатинском ущелье  - посеребренный металлический шлем, в том же селе – луки, стрелы, седла и другие предметы. В  Чикола в доме  Царикаевых я срисовал медный сосуд такой редкой формы, какую мне больше нигде не удалось увидеть, даже в Дагестане. Я не буду говорить о медных котлах, они всегда встречались и в Дигорском, и в Алагирском ущельях. Кроме  того, для «Пира Нартов» я использовал мотивы древней народной архитектуры, в частности дом Дико Дакоева из горного аула Махческ. Этому дому было свыше 200 лет. Также использовал аул Задалеск 1890 года. Украшения на колоннах были здесь в форме бараньих рогов. Все это было богатым материалом для художника».

 Эти высказывания Туганова дают возможность проследить, какую большую творческую и исследовательскую работу ему пришлось провести в процессе писания картины. Произведение должно было подытожить многолетний труд Туганова над «Нартами», но неожиданная смерть художника в 1952 году не позволила  ему положить на полотно последние завершающие мазки.

 «За свою 50-летнюю творческую деятельность, - говорил Туганов, - я все время старался донести до народа свою давнюю мечту - показать силу и мощь нартского эпоса, и если мне в какой-то мере это удалось, то я приношу свою искреннюю благодарность за то, что и я смог положить свой камень в величественную башню осетинского нартского эпоса.

 Туганов оставил богатое творческое наследие. Многочисленные картины и графические листы, эскизы декораций, рисунки сцен народной жизни, костюмов, орнаментов, бесчисленное количество книжных  иллюстраций, научные труды по этнографии, осетинской хореографии, искусству. Характерной особенностью  Туганова является то, что все его произведения – результат живых наблюдений человека и природы, однако они не переносятся на полотно слепо, натуралистически, а формируются и обобщаются в творческом сознании художника и лишь затем становятся темой его работ. Лучшие произведения Туганова как раз созданы на основе жизненных наблюдений и впечатлений.

 Обращаясь к истории осетинской культуры невозможно обойти вниманием жизнь и творчество Сосланбека Едзиева (1865-1953), уникального мастера резьбы по дереву и камню, выдающегося скульптора.

 В Северной Осетии,  как писал Махарбек Туганов, в селе Синдзикау работает старик Сосланбек. Вся Дигория знала его дом, украшенный каменными фигурами и барельефами. Второго такого дома здесь не найти: и двери, и фасад, и деревянная колонна – все здесь выполнено руками Сосланбека. Сосланбек Едзиев – талантливый самобытный скульптор. Все его работы просты по замыслу и легко воспринимаются. Художник очень близок к народу.

 Трудно представить, сколько сил и энергии пришлось вложить скульптору, чтобы перетащить из русла реки Урсдон огромные валуны, обтесать их, придать им определенную форму.

 Осетинское искусство богато великолепными образцами народного творчества, свидетельствующими о больших художественных возможностях народа. Мастерство народных умельцев не раз отмечалось учеными – исследователями Осетии. Осетины всегда были умелыми мастерами в резьбе по дереву и камню. Чаши  были сделаны с большим мастерством. Головы животных, которыми они их  украшают, свидетельствовали о замечательном скульпторском талане: они похожи на живые, быстрые наброски художника. Конечно, Едзиев не мог не знать образцов народного творчества, и знал он их не заочно, не по рассказам, он видел их воочию, а возможно, не раз   бывал свидетелем их создания. Сын горца, сам горец, он рос среди народа, вбирая в себя лучшие достижения народного искусства. Этот процесс особенно заметен на примере надгробных стел, выполненных руками Едзиева.  В них он продолжает традиции древних безвестных народных мастеров  - резчиков по камню. Но если древние мастера свои нехитрые сюжеты лишь едва намечали на камне, острым резцом прочерчивая рисунок, то Едзиев в надгробиях выступает, как подлинный новатор, впервые применяя  вместо простой углубленной линии рельеф. Многие годы своей жизни посвятил художник работе над мемориальными памятниками. На этих  плитах мастера можно встретить изображения стариков и старух, детей, девушек, юношей, охотников, наездников, гармонистов. Сельское кладбище стало поистине музеем трудов скульптора, своеобразной скульптурной галерее под открытым небом. Переходишь от одного памятника к другому, от одной сцены  - к другой, и раскрываются десятки самых разнообразных характеров. Нарочитая статичность фигур невольно порождает мысль, что человек на этих плитах словно распластан, пригвожден к плоскости камня.  Он будто скован по рукам и ногам невидимыми цепями, неподвластен самому себе. Эта его уязвимость, беспомощность, открытость свеем ветрам и  всем несчастьям, хотя и отвечает мемориальному характеру скульптуры, звучит здесь щемящей, пронзительной нотой. И все же это не песнь смерти, не воспевание  гибели, несчастий и безнадежного отчаяния, а гимн бессмертию, великое утверждение жизни через смерть. Иначе не могло и быть, ибо Едзиев, какой бы сюжет он ни разрабатывал,  в каком бы материале ни трудился, всегда и при всех обстоятельствах остается гуманистом. Именно здесь раскрывается все богатство души художника, убежденного в неизбежной преодолимости скорби, в том, что не смерть, не зло правят миром, а жизнь и добро. Художник Сосланбек Едзиев всегда сохраняет приверженность народным традициям и в то же время обогащает их достижениями нового времени. «Автопортрет», «Ангел с крестом» (обе 1943 г.), «Женщина с ношей», «Молотоборец», «Баран и змей» (все 1947)  - это вполне самостоятельные объемные скульптуры, где выразительно взяты основные массы, точно найдены силуэты, а также выявлены характерные детали, яркие как народная метафора.  Особая глубина чувств угадывается в «Автопортрете». Спокойно, мудро, с удивительной ясностью смотрит на мир художник, благожелательный к людям, ко всему доброму. Поверхность его каменных изваяний как бы сохраняет живое прикосновение рук скульптора. Об этом свидетельствуют то процарапанные острым резцом линии, то отчетливые следы сколов. Эта незавершенность служит добрым союзником художнику, усиливая выразительность создаваемых им образов.

 В последние годы жизни Сосланбек Едзиев особенно часто обращался к резьбе по дереву – вырезал трости, чаши, кубки. Многочисленные по количеству и весьма разнообразные по форме и сюжетам, трости мастера носят ярко выраженный декоративный характер. Это своеобразная скульптура, особый чрезвычайно редкий жанр пластики. В резных палках художник никогда не ограничивался передачей чисто орнаментального рисунка. Здесь неизменно  присутствует какой-нибудь сюжет – фигуры людей, животных, а в дополнение к ним  - резная надпись, часто в завуалированной форме раскрывающая суть изображенной сцены. На этих палках встречаются порой удивительные мотивы, не имеющие аналогий ни в народном, ни в профессиональном искусстве.

 Как уже не раз отмечалось, в своих работах Сосланбек Едзиев очень близок к народу, к его творчеству. Можно ли одной лишь формой или даже просто совокупностью линий передать народный , национальный характер произведения? Оказывается, да.  В своих резных чашах, кубках, выполненных из цельных кусков дерева, Едзиев достигает такого поразительного умения, что при одном лишь взгляде  на них чувствуешь, что это именно осетинская чаша. Кажется, словно когда-то вы уже видели подобную чашу, вы держали ее в руках, пили из нее темное осетинское пиво. Это впечатление, неизменно получаемое при знакомстве с работами мастера, достигается при помощи глубокой общности художника с народным творчеством, которое он не только знал и любил, но и изучал, сохранял и развивал его традиции, сберегал их чистоту. Мотивы народного искусства всегда оказывали большое воздействие на творчество С. Едзиева, в свою очередь, его творчество стало нерасторжимой частью искусства народа.

В становлении профессиональной осетинской скульптуры видную роль сыграли Д. Дзантиев и С. Тавасиев. Первый из них прожил короткую, но яркую творческую жизнь. Опираясь на мировое классическое наследие, художник воплотил в своих скульптурах тот ритм, пластику объемов, строгую точность линий, которые были близки характеру его народа «Новая Осетия», «Мужская натура», «Обнаженная». В отличие от Д. Дзантиева С. Тавасиев создает  образы, наделенные фантастической силой и мощью, полные символики «Капитал», «Силы жизни». В его же ранних работах проявляются черты, ставшие впоследствии главенствующими в творчестве скульптора – романтическая возвышенность и героизация образов.
  
Современное осетинское искусство.

Современное состояние осетинского изобразительного искусства было подготовлено не одним поколением художников.   Основы его  были заложены Коста Хетагуровым, Махарбеком Тугановым, Аслангереем Хоховым,  Давидом Дзантиевым, Сосланбеком Тавасиевым, получившими образование в Москве и Санкт-Петербурге.   Русская школа дала Осетии и следующее, послевоенного поколение художников, среди которых живописцы А. Джанаев, Б. Калманов, П. Зарон, скульпторы Ч. Дзанагов, С. Санакоев, Б. Шанаев, Н. Баллаева и другие.

Влияние русской профессиональной школы на становление осетинского изобразительного искусства трудно переоценить. Ее доброе семя, упав на благодатную национальную почву, проросло самобытным, глубоко профессиональным осетинским искусством. Коста  создал «Детей – каменщиков» и серию портретов осетинской интеллигенции, Махарбек Туганов – «Пир Нартов»,  Сосланбек Тавасиев – «Памятник К. Хетагурову», а Азанбек Джанаев и Батр Калманов запомнились тем  «что в то сложное грустное время официозных картин и портретов, создали свои незабываемые полотна «Аланы в походе»  и «Одевание невесты».

60-е годы стали переломными в искусстве страны. Новое поколение художников отвоевывало свои позиции бурно и страстно. В Осетии этот период во многом связан с  именем Юрия Дзантиева, тогда только что окончившего Ленинградский художественный институт. В своих работах он провозглашал новое понимание живописи, как искусства свободного, философски осмысленного, сопрягающего человека не просто с социальной  средой и ее проблемами, но и с понятием и вечными: природой, временем, вселенном, космосом. Созданная им в то время серия «Годы и люди» стала символом нового времени.

Вскоре в искусство Осетии  буквально влилась целая плеяда молодых живописцев, выпускников московских  ленинградских вузов – Казбек Хетагуров, Эльбрус Саккаев, Шалва Бедоев, Мурат Кабулов, Магрез Келехсаев, Магомед Чочиев, Таймураз Айларов, Батраз Дзиов, чуть позже Эльбрус и Ирина Цогоевы. Живопись в эти годы достигает в Осетии наивысшего расцвета. Многочисленные выставки как в Осетии, так и за ее пределами заставили говорить об осетинской живописи, как о серьезном глубоком явлении. Почти каждый из этих художников сумел создать неповторимый, яркий, индивидуальный стиль в искусстве, определить свой круг интересов и проблем.  Разные, не похожие друг на друга, они делали общее дело, уводя искусство от традиционного внешнего понятия национального, от излишней экзотики и назойливой атрибутики в сторону более глубокого постижения духовных ценностей своего народа. Эти художники во многом определяют уровень и сегодняшнего дня искусства.

В тяжелое для Осетии время люди чаще стали вспомнить своих богов, связывая с ним надежды на мир, добро, благоразумие.  Неожиданный, совершенно лишенный героического начала, но исполненный величественной красоты, образ одного из самых почитаемых осетинами богов – Уастырджи создал художник Шалва Бедоев «Уаст Герги».

К теме легендарных предков осетин – нартов обращаются художники Б. Дзиов «Волшебная свирель», Т. Айларов «Тбау – Уацилла», В. Цаллагов «Песня Ацамаза» и другие.

Время своеобразно проявляется в рабах Ушага Козаева, в его взрывах, сверхэмоциональных и, безусловно, высокого уровня абстрактных композициях.

Однако тематический подход к искусству  не определяет его сегодняшнего состояния. Художники свободно изъясняются в любых жанрах, любой форме, создавая многочисленные картины, пейзажи, портреты.

Картины-пейзажи Магреза Келехсаева, например, создают свой особый мир удивительных, как бы склеенных кусочков жизни с тонкими подробностями деятельности человека, среды его обитания, быта,  объединенных единым временным пространством «Зима Осетии». Уточненные, изящные портреты Эльбруса Саккаева воспевают женскую красоту, и все богатейшие живописные качества  художника направлены на достижение этой цели. Очень красивые композиции создает  Захар Валиев. В его работах изысканным образом сочетаются холодная прибалтийская живописи с тонким, едва ощутимы намеком на осетинский колорит.

По-своему решают задачи в живописи Аслан Арчегов и и Юрий Бигаев, Жорж Гасинов и Тузар Засеев, Алан Калманов и Эмма Келехсаева, многие другие художники.

 Особого внимания заслуживает имя Юрия Абисалова.  С его именем связано новое направление в осетинской живописи, тяготеющее к более условной, как бы очищенной манере письма с опорой при этом на национальный образ, характер, колорит.

Живопись Юрия Абисалова полна тайн, скрытого смысла, она как загадка, которую не легко и просто разгадать, но в процессе «угадывания» испытываешь истинное наслаждение и удовольствие.

Освобожденная от всего лишнего и ненужного, она предельно национальна, но не традиционно архаична, а до крайности обострена, и каждый образ воспринимается как символ, каждая деталь дает особую нагрузку, и в то  же время во всех работах есть теплинка, изюминка, не позволяющая образу превратится в заурядный гротеск «Проба араки», «Покой».

У Юрия  есть свои ученики и последователи – Ахсар Есенов, Тимур Плиев, Фидар Фидаров - тяготеющие к его манере, но творчески осмысливающие это новое в своих работах.

Основные направления в современной осетинской графике определяют несколько имен. Батраз Дзиов, создавший собственный оригинальный стиль, построенный на удивительной вязи тонких и изящных линий, причудливых сплетений, из которых выступают детали осетинского быта, национальные  образы, из них буквально сотканы пейзаж и интерьер. Мурат Джигкаев  - один из лучших художников книги, мастер цветной графики, автор многочисленных иллюстраций  к нартскому  эпосу, острохарактерных карандашных портретов и пейзажей. Валерий Цагараев – мастер изысканной стилистики, художник, острая мысль и высочайшие технические возможности которого находятся в полном согласии. Аслан Арчегов – создатель изящного и тонкого акварельного пейзажа. Заурбек Абоев – автор многочисленных портретов современников, Юрий Бигаев, Николай Василенко, Фатима Цаллагова, Валентина Третьякова, Константин Кокаев – вклад  каждого из них в дело осетинской графики значителен и весом.

Народный национальный пласт искусства особенно удачно используется в современной скульптуре. Сама форма деревянных надгробий камней «цырт», близкая им по духу пластика народного мастера Сосланбека Едзиева настолько образна, символична, что обращение к ней, при той же профессиональной культуре, которая присуща большинству наших скульпторов, дает результат удивительный  - при внешней архаичности формы – предельно современное звучание.

Заметное  влияние на развитие молодых осетинских скульпторов оказали большие мастера современности, московские художники, наши земляки – Владимир Соскиев и Лазарь Гадаев. Опираясь на их опыт и достижения, в столице успешно работают Руслан Тавасиев, Олег Цхурбаев, Билар Царикаев, Казбек Наскидаев, в Осетии – Заур Дзанагов, Станислав Тавасиев – молодые, очень талантливые, разные в проявления  чисто художнических  интересов и пристрастий, но близкие в желании поднять осетинскую скульптуру на уровень мировых достижений.

Более старшее поколение скульпторов устойчивей в своих интересах и привязанностях. Хорошая реалистическая школа, прекрасное владение портретом, жанровой и исторической композицией, монументальной скульптурой – главные достоинства именитых Чермена Дзанагова, Сергея  Санакоева, Михаила Дзбоева, Руслана Джанаева, Владимира  Хаева и других.

Большой интерес представляет  декоративно- прикладное искусство, которое представлено именами Маирбека Царикаева, Валерия Салиева, Валерия Плиева,  Сергея Цахилова, Людмилы Байцаевой, Людмилы Гассиевой, Земфиры Дзиовой, Азамата  Кцоева выполнены в лучших традициях осетинского национального декоративного искусства и заслуживают большого внимания.

Искусство  Северной Осетии, живет и развивается, анализируя жизнь и просто радуясь ей. У него прекрасное и интересное прошлое, помогающее жить и работать сегодня. Следовательно, оно вправе рассчитывать на будущее, во всяком случае, почву для него подготовило.

Материал публикуется по книге

Художники Северной Осетии

А.А. Дзантиев

Ленинград «Художник» 1988

Версия для печати